… В момент начала войны часть населения Москвы спряталась в станции метро. Выжили только те беженцы, которые скрылись в глубоких станциях, около которых не было сильных разрушений и радиационного загрязнения. Ну и, само-собой, которые в первое время смогли организоваться. Те, кто сообразил в первые же месяцы активно заготовить продукты питания, воду и системы очистки воздуха, смогли пережить первое, самое тяжелое время после ядерных ударов. Таких подземных убежищ оказалось всего около дюжины, причём в каждом из них оказались в результате свои… “правительства”, которые и начали “эффективно” распределять очень ограниченные ресурсы между выжившими.
Сначала эти группы на глубоких станциях метро были озабочены только собственным выживанием. Выпотрошив ближайшие склады, принадлежавшие собственно метрополитену, выжившие принялись рассылать отряды для поиска и экспроприации оставшихся запасов на соседних станциях и в связанных с ними убежищах.
— Сразу же начались столкновения. Те, у кого оружия было недостаточно или не было вовсе, пошли на поклон к более авторитетным людям. Так что скоро народ скучковался в четыре Масти: вокруг станции “Динамо” как раз собрались Пики, так они себя называли — много бывших ментов, то есть, авторитетных в погонах. Станция Чистые пруды оказалась под Бубнами, ну, типа авторитеты в законе её организовали, которые там торговлю держали. Деловой центр — ну там понятно, деловые, обозвались Трефами. А самые богатые и влиятельные люди, купцы, собрались на Спортивной, эти сейчас Червами называются. И началась буча…
Примерно к 4-му году Я.Э. выжившие стали достаточно сильными, чтобы постепенно проводить экспансию через бывшие тоннели метро. Шаг за шагом, они вручную ремонтировали повреждённые тоннели, сначала для расширения городского пространства, а затем и для поисков новых выходов наружу. Несмотря на пребывание внутри Мути, выжившие в метро не могли использовать Силу. Увы, но не подвергнувшись первоначальному её воздействию глубоко под землёй, это оказалось для них невозможно. Впрочем, довольно скоро они научились собирать Зёрна и использовать их для генерации электричества. Также они обнаружили, что при длительном нахождении у Мути, Зерна заряжаются от неё, создавая чистые от тумана зоны, пригодные для обитания.
— Я не очень в этой теме секу, если честно, — признался Кержак, с удовольствием похлёбывая пиво у ларька в центре зала, — Сейчас-то, конечно, никто к Мути за Силой уже не ходит, для этого везде понастроили энергозаводы и там в Зерна как-то её закачивают без риска, шума и пыли.
…Война шла долго. Первые стычки постепенно перешли в непрерывные бои, и с 15-го года Я.Э. началась полномасштабная МетроВойна. Тоннели переходили из рук в руки, и многие самые отчаянные и боевитые сложили в них головы, порой в буквальном смысле заливая рельсы потоками собственной крови. Наконец, в войну вмешались просочившиеся как-то с поверхности представители церкви Свидетелей Последних Дней.
— Ну, собрались значит на Сходку. На Боровицкой. В 19-м году, значит. Судили, рядили, и подписали-таки большую Маляву. Разделили сферы влияния, общие станции и тоннели, чтобы не воевать, а бизнесом заниматься. А Патриарх, значит, договор этот своей Панагией скрепил. А в ней, понимаешь, Зерно Силы особое. Мол, если кто нарушит договор, то его здоровье и гроша выеденного стоить не будет, потому как Золотое Зерно в Панагии было окроплено кровью каждого из тех, кто Маляву подписал.
— И как, больше не воевали? — спросила Анастасия.
— Нет… Ну, конечно, иногда купец в купца постреляет, не без того. Бывает, на Манеж вызовет маститый другого маститого, да на потеху публике отмутузят друг друга до кровавых соплей. Но, чтобы Маляву войной нарушить, такого больше не было.
Для того, чтобы решать вопросы совместного проживания, высокие договаривающиеся стороны учредили Колоду. По 13 наиболее достойных от каждой Масти, с соответствующим своей карте числом голосов в Наблюдательном Совете Метро. На 2-й Сходке туда добавили ещё пару Джокеров, выборных для свободных торговых городов. Ну, чтобы конфликты на местах решать. Джокеры выбираются из нескольких кандидатов, но не из Мастей, путем единогласного решения советов таких городов. Поскольку в Крысятнике в совет входят только Шестёрки, а в другом торговом городе — Центре — только Семерки из колоды, так и закрепилось название: Совет Шестёрок правит в первом городе, а Совет Семёрок — во втором, хотя там и там всего по 4 Маститых и один Джокер.
— Так что не перепутайте…, — усмехнулся Кержак, — Шестёрка, это не погоняло, а весьма важные люди. Как увидите кого из них, сразу шапку долой и кланяйтесь, они это любят.
— Вот ещё, — фыркнула Ворона, — Не склоняла перед торгашами голову. И никогда не стану!
— Главное, не нарывайтесь, — примирительно посоветовал наёмник, — особенно перед Патрулём. Там ребята резкие, не чета нам. Они службой живут, но при этом — все колодные, все граждане своих городов. Это мы, залётные ребята, кто откуда, да не возьмись. А патрульные для Колоды — исконные свои, все кровью с ней повязаны.
— Это мы ещё посмотрим, кто ловчее, — пробормотал под нос Крюк.
— Ладно, давайте ещё с часик погуляем и по вагонам, отдыхать. Поезд утром рано пройдёт, надо успеть выспаться.
Назавтра наша группа наконец прошла по переходу на Краснопресненскую. Здесь была похожая картина: один из путей заставлен жилыми вагонами, группы контейнеров наставлены посередине зала станции. Правда, стало больше торговых ларьков, где продавали всякую мелочёвку. И людей в чёрной форме с золотыми полосами прибавилось. Кержак толкнул меня в бок:
— Смотри, Маститый.
По платформе важно вышагивал толстый мужик в пальто, вышитом красными бубнами. На его лице красовался старенький респиратор без фильтров, зачем-то искуссно разукрашенный золотыми узорами и сверкающими камнями. За ним, взяв его в полукруг, шла дюжина патрульных с пистолетами в руках. Люди моментально расступились и, сняв шапки, склонились в поклонах. Все, за исключением нас.
Человек в респираторе зыркнул на нас из-под круглого стекла, повернулся и прошёл в вагон-ресторан. Охрана мигом повыталкивала клиентов наружу и заняла оборону у дверей.
— Вот потому их и называют «носатыми», — прокомментировала Ворона.
— А кто это был? — спросила княжна у Кержака.
— Гражданин города, из коренных. Таких мало сейчас осталось, вот Колода и охраняет их.
— А маска зачем?
— Так только Маститым её и можно носить. Это и означает, что он из коренных. Тех, кто Маляву подписывал. Понимаешь?
Настя неопределённо пожала плечами:
— Давайте лучше в торговый ряд сходим, интересно же!
У парней денег уже не осталось, а вот княжна прикупила себе какой-то платок:
— Что скажешь, Молчун, хороша ли покупка, гожа ли мне?
Я посмотрел на крутящуюся передо мной девочку и кивнул ей. Затем, повинуясь какому-то тёплому чувству, взял с соседнего прилавка леденец-петушок и передал ей:
— Держи, сладкое наверное любишь?
Она засмеялась, обозначив ямочки на щёчках:
— Ой люблю, и сладкое, и солёное, и кислое, и мочёное!
Парень за прилавком фыркнул со смехом, но княжна вдруг перестала смеяться:
— Смотри, вчерашнего монаха несут!
Ворона позвала нас и я перехватил у усатого санитара рукоятку носилок. Шедшая рядом с ними вчерашняя медсестра протянула воительнице пузырёк со слабо искрящейся жидкостью внутри:
— Как очнётся, дайте выпить. До дна!
Затем раздался гудок и к перрону подошёл состав из трёх вагонов. Он со скрипом затормозил, с шипением раскрылись передние двери и из динамиков вагона послышалось:
— Станция Краснопресненская, территория Пик. Напоминаю, центральный вагон только для колодных рабов!