Але потом, мало помешкавшы, прышла ему вест, што Галиот преставился, и о том Трыщан был велми жалостен.
И коли ся розлучыл Галиот с Трыщаном, писал Галиот лист своею рукою и послал до королевое Веливеры, поведаючы ей тое попсованье {уничтожение} злых законов по смерти отца и матки своее, и як нет болшых на свете от двух витезей; и межы их не знам, который большый, если Анцолот з Локве, чы-ли Трыщан з Елионоса, сестренец короля Марка.
Коли Веливера тот лист прочла, было ей велми вдячно и рекла: "Мило бы ми видет панну Ижоту и пана Трыщана у дворе". Не чут было о Анцолоте правдивое вести, иж в тот час был он з ума ступил58, а так был два года, а то было тогды, коли Милиенец короля Бана и Бендемагул прыехали у двор короля Артиуша и добыл королевую Веливеру в опецэ Кенишовой столника и повел ее у Лондреш.
И коли прыехал пан Трыщан у Корноваль со Ижотою ик королю Марку из своею дружыною, и тут было великое веселье, як молодыи, так и старый вси ся веселили, играли. И в том веселью коли вже была ноч, а был час Ижоте с королем Марком пойти до ложы, а Ижота была у великой печали, иж не могла забыти того, кого миловала. Рекла сама к собе: "Еще бых волела ув-острове л. 43 об. Орашову быти, где семи мела Трыщана по своей воли". И в той мысли легла на постели; для утраченья паненства своего упросила Брагиню, абы вместо ей с королем на ложы была тую первую ноч. И король Марко мешкавшы прышол до нее у ложницу, а в ложницы ни кого не было, одно Трыщан и Говорнар а Брагиня. Скоро ся король розобрал, Трыщан погасил свечы, и рек король: "Чому-сь то вчынил?" Рек Трыщан: "Обычай ест тот ув-Орлендэи, коли хочет великий пан на першую ноч лечы с панною, свечы угашают, абы ся панна не стыдила. И мене мати ее заклела, и я ся ей так обецал". Рек король: "Добра еси учынил". И затым вышли вон из ложницы Трыщан, Ижота и Говорнар. А Брагиня легла на постели вместо Ижоты, а Ижота была на тот час устала напротив короля, коли король увошол у ложницу, и стояла Ижота у закрете {за выступом, поворотом;}, поки к ней вышла с коморы Брагиня.
Коли король сполънил з Брагинею, не познал штобы не Ижота; и скоро по спаню вышла Брагиня, а Ижота ушедшы легла с королем. И коли было на завтрей, рек король Марко Трыщану: "Трыщане, угодниче мой, сыну мои нероженый, прынес ми еси чыстое злато". И был Трыщан о том велми весел. И на той радости велел король Марко витезем исполнити серцо весельем, а говорыл: "Прывел ми Трыщан чыстое золото". И казал прывести всякие гудбы и дуды и бубны, трубы, шахи, варцабы, лютни, арганы; того дела учынил такое веселье, абы ся рыцеры ку храбрности мели. Видечы панны такое веселье, танцевали горотинский танец за доброт пану Трыщану, говоречы: "Прывел нам пан Трыщан, у чом нам ест пети играти до конца дней нашых". И позирала руса Ижота своими ясными очыма на особу пана Трыщана, а Трыщан таке-ж на Ижоту позирал, нихто того со всих витезей и паней и панен не знал, толко Трыщан а Ижота и Говорнар и Брагиня. И пребывал король Марко у весели з своими витезми.
И одного часу прышол один витез короля Марка и рек ему: "Велможный королю, нехай то будет утаено, што ти хочу поведати". И позрев король на витезя, рек: "Говоры, што хочеш". Рек витез: "Ты пан моцный, а мне невдячна твоя легкост; я ти повем: милуеть Трыщан Ижоту телесным учынком {поступком, действием}". Король рек: || "Можетэ-ль того довести?" Он рек: "Пане, заисте л. 44 есми чул, иж мают сыйтися у первую сторожу ночы у городец {садик;} за сенми". И король Марко, хотечы того доведатися, рек рыцэром: "Маем ехати". Рек Трыщан: "Кому велиш з собою?" Рек Трыщану: "О почстеный рыцэру Трыщане, не едь тепер со мною, жди мене тут завтра". И отехал король далеко от двора и вернул рыцэров от себе, а сам вернулся опят до двора и ушол у городец и възлез на яблонь. А тогды была ноч месечна и для того не мог скрыти теню своего. А пан Трыщан змовил был со Ижотою, абы вышла у городец; она вышла и стала близко тое яблони велми весела о милости Трыщановой; а прышол Трыщан ко Ижоте близко и убачыл тень чоловечый на яблони и погледел ку верху и поклекнул на колено, рек Ижоте: "О велебная {досточтимая;} пани, всим паниям коруна, для того есми тебе просил, абы еси вышла у сесь огородец, я бых сказал мысль мою. Мышлю пойти по мору и по суху, боесми чул, што рек король Марко: "Позирает Трыщан на Ижоту милостным обычаем". Ино для бога, поведай королю мою службу, як есми бился с огненым Бланором, з наиболшым витезем, для его бых ему тебе достал; нехай бы ся король на мене не гневал". Ижота была вельми мудра и ко всякой речы хитра, познала, иж Трыщан нешто видит, и посмотрела по огородцу и обачыла тень чоловечый на земли, и не возревшы на дерево и рекла: "О велебный витезю, всим витезем коруно, который милуеш панство короля Марка, бо ведает король твою великую послугу, што еси освободил всю Корновалю от мала и до велика, и вси околные стреснулися {содрогнулись;} для великого витезства твоего. То бы мел быти великий див, же-бы корол забыл твоее доброти, а мел верыти одному витезю; буду я о тобе мовити государу королю, надевайся, иж король мне, малъжонце {супруге;} своей, будет верыти. А коли еси вмыслил ходити по мору и сухом, еще понехай {воздержись;}, покуль прыйдет корол Марко". Пан Трыщан въздал фалу богу и подяковал за то красной Ижоте и поклонился, шол ув-обецный {здесь: общий} палац, а Ижота до ложницы. И злез король Марко из дерева и рек сам к собе: "Нет тут Трыщановы вины, если бы то была правда, ино то бы тепер было". Прышло на мысль ему, иж тот витезь гнев мает на Трыщана, иж с Трыщаном ходил ув-Орлендэю по Ижоту; а коли прыстали под замок Дамолот в лонъдрышъском кролевстве || в держанью короля Демагуля {59}, а так к ним прыехали были два л. 44 об. витези, Ящор и Маргонор, ровни собе пытаючы, а Трыщан велми хотел з ними коштоватися, и тот витез внимал его, мовечи: "Трыщане, не пошли есмо с тыми витезми биться, але пошли есмо прынести Ижоту из города Бияна {60} из Орлендэи, дочку короля Ленвиза, нашему пану королю Марку". Тогды ему рек Трыщан: "Если ты боишся колоти у Лондрешы, тогды не иди с нами ув-Орлендэю, занюж там найдем много добрых витезей, а не дадут нам Ижоты без моцное битвы". И за тое тот витез гневался на Трыщана; и прышол тот гнев королю на ум и не верыл ему.