Выбрать главу

219. И он отъехал от Тристана, а Тристан подождал немного, и увидев, что Мордрет летит на него, как ураган, также пустил своего коня и ударил Мордрета с такой силой, что разом выбил его из седла, причем его копье осталось цело, копье же Модрета расщепилось. Рыцари короля Артура, которые с нетерпением ждали, когда Мордрет побьет копьем монаха, поразились, видя его падение. Тристан же, решив показать им свою силу, приблизился к Мордрету и сказал: "Ну что, рыцарь-задира, неповадно вам будет теперь спешивать монахов?" А Мордрет поднялся и, выхватив свой меч, крикнул: "Эй ты, проклятый поп, если тебе удалось выбить меня из седла, так у меня еще остался меч, посмотрим, чья возьмет!" — "Клянусь богом, — ответил Тристан, — мне что-то не хочется биться на мечах, ведь мое-то копье цело, да, кроме того, верно, ваши спутники захотят отомстить за ваш позор. Так что убирайтесь-ка вы прочь!" — "Ах, проклятый монах, — вскричал Мордрет, — твои заносчивые речи мне, что нож в сердце; я тебя просто убью, если ты не намерен защищаться!" И он кинулся на Тристана, а тот, увидев, что на него нападают с мечом, воскликнул: "О, подлый рыцарь, если вы хотите усугубить свой позор, так я вам в этом помогу!" И поняв, что задира Мордрет не желает отступаться от него, выхватил Тристан свой меч из ножен и, прыгнув навстречу Мордрету, нанес ему столь страшный удар по голове, что Мордрет, не выдержав его, покатился замертво.

220. А Тристан, видя его поверженным, сказал: "Ага, низкий рыцарь, вы не хотели миром покончить дело и по-дружески отпустить нас, так мы теперь силою расчистим себе путь". Он сел на своего коня, которого держал Ланселот, и стал поджидать, не полезут ли и другие в драку с ним. Ланселот же вернулся назад, к монаху. Когда Жирфлет увидел мощный и страшный удар, который Тристан нанес Мордрету, он от души поразился и сказал своим спутникам: "Сеньоры, я полагаю, что эти два монаха — отважные и храбрые рыцари, а монахами они оделись, дабы не быть узнанными, и, если бы не месть за Мордрета, клянусь, следовало бы дать им уехать, но он наш товарищ, и мы должны сразиться за него, для чего я и еду первым". И он, подъехав к Тристану, крикнул ему: "Господин монах, знаю, что неподобающе я поступаю, вызывая вас, но товарищей должно защищать, а потому — берегитесь!" И на эти слова Тристан ответил тем, что пустил своего коня и ударил своего противника с такою мощью, что выбил его из седла и разбил в щепы его копье. Копье же Тристана осталось цело.

221. Когда Жирфлет упал, он тут же вскочил на ноги и крикнул монаху: "Эй, проклятый монах, теперь я вижу, что копьем вы владеете куда лучше меня, но у меня есть еще и меч, и, хоть заставить вас биться я не могу, но прошу вас принять вызов". — "Этого я не сделаю, — ответил Тристан, — пока копье мое цело, я буду сражаться им, а на мечах померяюсь силами лишь с тем, кто копье мое разобьет и меня попросит биться с ним дальше". — "Ваша правда, храбрый монах, — сказал Жирфлет, — сделаем так, ибо вы правы, я же неправ". И он приблизился к Мордрету и сказал ему: "Мессир рыцарь, своим позором обязаны вы вашей спеси". — "Клянусь богом, — ответил Мордрет, — этот монах играючи управляется с копьем и сражается на удивление ловко". Тем временем приблизился и Бранделис, чтобы сразиться в свою очередь, громко восклицая: "Ну-ка, проклятый монах, поберегись!" И Тристан, услышав это, пришпорил своего скакуна и ударил рыцаря конем и щитом, так что тот покачнулся в седле и рухнул наземь. При падении копье его разлетелось вдребезги, копью же Тристана ничего не сделалось. Когда Сагремор Одержимый увидел, как побивают его товарищей, то сказал: "Святая матерь божья, — как мне совладать с этим чертовым монахом, который взял верх над тремя такими рыцарями! Но делать нечего, приходится вступиться за их честь". И он набросился на Тристана и ударил в его щит своим копьем, так что оно разлетелось в щепы, а Тристан ранил его и сбросил с седла, копье же свое сберег. Но Сагремор сразу же вскочил на ноги, и подойдя к Жирфлету, сказал ему: "Мой милый Жирфлет, прошу вас, послушайте меня и давайте отомстим за позор Мордрета, ибо он и мы опозорены из-за его гордости".