Это удивило Дрейера. Дом кузнеца находился в самой высокой части деревни, в двух бросках камня от скопления остальных домов, так что любой, выбравший тропу наверх, наверняка искал именно его. Пока они приближались, кузнец разглядел, что оба одеты в лохмотья. Это точно не клиенты. Но и опасными они не выглядели, под этим тряпьем оружие не скроешь. На всякий случай он взял в руку молоток и вышел на дорогу встретить незнакомцев.
Они сделали последний поворот, когда их окликнул Дрейер, высунувшись из-за угла.
- Кто вы такие и что вам надо?
Чужаки остановились, и юнец поднял на него взгляд. Он был больше чем в тридцати варах [8], но и на таком расстоянии кузнец заметил серьезное выражение лица.
- Я - Санчо из Эсихи, а это - Хосуэ. А вы, должно быть, кузнец Дрейер, сеньор?
- Допустим, - ответил тот с некоторой с опаской.
- У нас есть для вас новости, маэсе Дрейер, но нам хотелось бы подойти поближе.
Кузнец пристально оглядел странных гостей. Их лица казались добрыми, но он был слишком старым стреляным воробьем, чтобы купиться на подобные вещи. Оба были очень коротко острижены, парень загорел дочерна и цветом кожи почти не отличался от своего спутника. Ноги обоих были замотаны грязными тряпками до середины икр, несмотря на палящую жару в это время года, А у негра вдобавок на щеке было выжжено клеймо - всем известный знак рабства. Не иначе как бандиты, бежавшие с галер каторжники. Люди, доведенные до отчаяния, и потому весьма опасные.
- Если вам есть что сказать, говорите оттуда, - велел он, тряхнув молотком.
Юноша поколебался, посмотрев на спутника, и тот кивнул. Наконец, он сунул руку под рубаху и пошарил там. Опасаясь, что там окажется кинжал, кузнец с силой сжал молоток. Что-то блеснуло, но паренек вытащил не оружие, а золотой медальон. Дрейер прищурил глаза и немедленно его узнал. Он тут же понял, что здесь делают эти незнакомцы. Руки его, казалось, лишились всякой силы, и молоток, что выковал превосходный клинок, которым его мертвый сын уже не сможет полюбоваться, упал в пыль.
Кузнец упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал.
XXXVII
Санчо и Хосуэ неподвижно стояли, с почтением наблюдая скорбь кузнеца; в конце концов он поднялся, взял из рук Санчо золотой медальон и, не сказав ни слова, направился в дом. Тогда они решились подойти ближе и устроились в тени кузницы. Хосуэ извлек из своих лохмотьев пару персиков, которые раздобыл прошлой ночью в чьем-то саду, и оба принялись неторопливо их поедать, тщательно смакуя каждый кусочек, а потом еще долго обсасывали косточки, чтобы хоть как-то утолить жажду. Санчо догадывался, что с другой стороны дома есть колодец, но не хотел переступать порог без разрешения кузнеца.
С тех самых пор, как они двенадцать дней назад выбрались на берег, их терзала невыносимая жажда. В первую ночь, пока они ползали по горам, пытаясь определить, куда попали, им не удалось найти ни капли воды. Повезло лишь на следующее утро, когда они добрались до деревушки, притулившейся возле устья небольшой реки. Они не решались показаться людям на глаза, поскольку с первого взгляда было понятно, что они - беглые каторжники с галеры. Их бы просто затравили собаками или поймали, чтобы сдать властям, поскольку за поимку беглого каторжника полагалось вознаграждение в семь эскудо. Для этих бедняков, в жизни своей не видевших золотой монеты, семь эскудо были целым состоянием, они бы их нипочем не упустили.
Весь этот долгий, невыносимо жаркий день они прятались в зарослях ракитника, дожидаясь темноты. Заросли кое-как скрывали их от посторонних глаз, но не спасали от палящего зноя. После долгих месяцев, проведенных в трюме, кожа Санчо отвыкла от солнца, и к вечеру его шея и плечи покраснели и покрылись волдырями. Несколько раз он терял сознание от зноя и жажды, и, когда пришел долгожданный вечер, Хосуэ пришлось тащить его к реке почти волоком. Добравшись до воды, оба принялись хлебать ее, как одержимые, до судорог, а Хосуэ даже стошнило. Потом Санчо, еще пошатываясь от слабости, оставил огромного негра в укрытии, а сам побрел в сторону деревушки, где ему удалось стащить несколько репок и простыню, прежде чем его почуяли собаки и подняли лай.
Из этой простыни они смастерили себе некое подобие одежды, которую теперь и носили. Санчо также попытался сделать из тряпок что-то вроде башмаков, но эти, с позволения сказать, башмаки годились лишь на то, чтобы скрыть следы кандалов, отчетливо заметные у них на лодыжках, но оказались совершенно непригодными для ходьбы по твердой каменистой земле.