Тереса действовала решительно. В мгновение ока из спальни исчезла грязная вода, взамен ее появились таз и фарфоровый кувшин с кипятком. Окно с треском захлопнулось, занавески опали, наползли тяжелые шторы с золотым рисунком, и в комнате стало темно. Потом зажегся оранжевый фонарик под потолком и свечи на столике. Словно сама собой расстелилась кровать, Агнесс с пыхтением вволокла и бросила на нее охапку пуховых одеял. Кармела, удивленно озираясь, застыла посреди комнаты. Две служанки стащили с нее платье и брезгливо бросили на пол. Потом осторожно, но настойчиво толкнули ее на постель. Подставили таз с горячей водой.
— Что это? Отстаньте!
— Госпожа может простудиться, — сказала Тереса.
— Пол холодный, — подсказала зловреда Агнесс.
— Вот еще! — взвизгнула Кармела, пытаясь вырваться. Служанки держали ее мягко, но крепко.
— Если госпожа не послушается, я пошлю за лекарем.
Кармела безнадежно оглянулась. Служанки действовали умело и быстро. Обмыли ей руки и ноги, вытерли насухо, уложили и крепко держали, пока Тереса растирала ее тело резко пахнущим и жгучим бальзамом. Потом оправила на ней сорочку и стала пеленать в одеяла. После этого пришлось выпить что-то горькое и покорно лечь. Тело горело. Кармела почувствовала, что и вправду заболевает. Под одеялами было душно, в спальне тяжело пахло воском. Агнесс села у кровати и, придвинув подсвечник, тягучим голосом стала читать что-то душеспасительное и невыносимо нудное. Тереса, оглядев все придирчивым взглядом, подгоняя перед собой служанок, удалилась.
— Окно открой, — жалобно попросила Кармела.
— Нельзя, — приторно сладким голоском отвечала Агнесс. — Госпожа должна спать. Три часа… А потом до утра.
— До утра?! — вскрикнула Кармела.
— Госпожа слабенькая… А я почитаю, чтобы не было скучно. Одежду все равно Тереса заперла, и ключ унесла, — совсем другим, ехидным тоном докончила ржавокосая вредина.
"Сбегу, — решила Кармела мрачно. — Сыта по горло. А Рауль?.."
— Позови Тересу!
Агнесс вскочила. Вскоре на лестнице послышались шаги старой служанки.
— Мне жарко, — простонала Кармела.
— Надо потерпеть.
— Я не хочу терпеть! — она попыталась топнуть ногой. Агнесс прыснула. Снизу добежал легкий топот башмаков:
— Дон Хименес к госпоже!
— Ты его впустишь, или я сбегу! — крикнула Кармела, не давая домоправительнице возразить.
— Только через два часа, госпожа, и вы будете лежать, — сказала Тереса неумолимо.
— Он не станет столько ждать!
— А я не могу подвергать вас опасности.
И с каменным спокойствием вышла.
Два часа тянулись немилосердно. Кармела начинала и бросала считать минуты; сглатывая подступающие слезы, грызла край одеяла; пыталась сорвать с себя все, но была укутана так надежно, что не могла пошевелиться. Наконец на лестнице послышался звук шагов. В полуяви Кармела чувствовала, как ее освобождают от груза одеял, обтирают мягким пылающее тело, переодевают в сухое, укрывают, но уже легко, всего одним одеялом, взбивают подушки, расчесывают и красиво укладывают волосы и уходят, тихо притворяя двери. Потом прозвучали еще шаги… Рауль!
… - Месса кончилась, госпожа.
Люди плыли вокруг нее к выходу, служки гасили свечи. А у чаши со святой водой, где толпились дворяне, чтобы протянуть воды своей избраннице или просто незнакомой хорошенькой девушке, стоял среди других Рауль. Не одна из молодых красавиц, позабыв о матери или компаньонке, спешила вперед в надежде, что он услужит именно ей, но граф смотрел мимо. Красавица разочарованно вздыхала и прибегала к помощи других кавалеров. Собор пустел. И тогда Кармела в отчаянном порыве шагнула вперед. Но вдруг поняла, что он ее не узнает. Сердце страшно затрепетало, горячий румянец растекся от щек к шее, она что есть силы рванула с лица вуаль. Те, кто был еще в соборе, удивленно замерли. А Рауль зачерпнул ладонью воды и смотрел на Кармелу чуть исподлобья синим усталым взглядом. И она, точно не доверяя себе, коснулась кончиками пальцев его ладони.
Шкатулка с жемчужиной.
(продолжение)
Вечером домоправительница исполнила свою давнюю угрозу. Кармела, уже полураздетая и готовая ко сну, сидела в кресле перед туалетным столиком в своей спальне, дожидаясь, пока Тереса, как обычно, расчешет ее на ночь. Этот столик был истинным произведением искусства — из потемневшего от старости драгоценного дерева, с резными головками тонколицых кудрявых женщин, с полками, полочками и секретками, с трехстворчатым зеркалом в тяжелой, покрытой золотым венком резных листьев и виноградных гроздьев раме. На его гладкой широкой столешнице прихотливо расположились флаконы с духами, яшмовые баночки с сурьмой, пурпуром, пудрами и притираниями, резные вызолоченные шкатулки с брошками, булавками и бусами; валялись вперемешку ожерелья, браслеты, гребни, заколки и прочие мелочи, столь милые сердцу любой женщины и коими Кармела так упорно пренебрегала. Венчал же это великолепие сервиз для умывания — из бетийского фарфора, тонкий, опаловый, с нежным пасторальным рисунком на каждом приборе. Упершись локтями в столешницу, Кармела сонно разглядывала сервиз и зевала. Обычно проворная, Тереса в этот вечер не торопилась. Медленно извлекала из густых волос Кармелы жемчужные заколки, терпеливо разбирала и расчесывала щеткой каждую прядь, время от времени бросая нетерпеливые взгляды в зеркало, в котором отражались часть комнаты и дверь.
Наконец дверь распахнулась. На пороге появилась хмурая сонная Беатриса с кувшином в руках. Эта дебелая с плоским лицом и оттопыренной губой бабища была старшей служанкой в доме Торрес, а еще, как шептались на кухне, ведьмой. Беатриса одинаково хорошо умела превратить дурнушку в красавицу или выгнать нежеланный плод, и еще многое и многое, что только подразумевалось. Пожалуй, слуги больше боялись только Тересу. Просиявшая Тереса дала знак поторопиться, Беатриса лишь фыркнула. Она как раз не боялась никого и ничего.
Не поклонившись, служанка прошла тяжелой походкой по спальне, поставила кувшин на столик и убралась к комоду. Комод из красного дерева был хранилищем меских полотен, драгоценных старых кружев из Заморы, шелковых носовых платков и постельного белья. Беатриса долго гремела ящиками и наконец вернулась к столику с охапкой узких резных полотенец. Кармела смотрела, вскинув брови, как она с нарочитой медлительностью наливает в купальницу белую жидкость, дует на пальцы, размешивает жидкость длинной серебряной ложкой.
— Ну, и что это? — спросила Кармела, глядя то на Беатрису, то на рассерженную ее медлительностью Тересу.
— Ну-ка, подставьте личико, госпожа, — ворчливо сказала Тереса, заставляя ее откинуться на бархатную спинку кресла и обвязывая полотенцем волосы, чтобы не лезли на лоб.
— Да оставьте вы меня! — возмутилась Кармела, пытаясь уклониться от ее рук. Тереса ловко завязала полотенце узлом на ее затылке, придержала голову. Беатриса между тем зачерпнула в ладонь жидкость из чаши и одним шлепком раз мазала по лицу Кармелы.
— Оу-я!.. — взвизгнула та: жидкость была горячая.
Тереса быстро подставила еще одно полотенце, чтобы жидкость не пролилась на платье.
— Опустите руки в чашу, госпожа, — велела Беатриса. — Поскорее, пока не остыло.
И видя, что хозяйка, не торопится, крепко взяла ее за кисти и едва ли не силой всадила их в горячую белую смесь.
— Ну потерпите, не горячо совсем. Фу, какая же вы упрямая!..
Почувствовав, что сопротивление Кармелы ослабло, она выпустила хозяйку и жесткой горячей рукой стала втирать зелье в ее щеки и лоб.