Паприкаш на всякий случай не вылезал из-под своего куста. Куст этот внушал ему чувство полной безопасности. Так что лежал он под ним и не шевелился.
Судьба распорядилась таким образом, что приблизился к Паприкашу, бродя туда-сюда по полю, возчик. Что касается объездчика, тот собирал жертвы в другой стороне.
И той же судьбе угодно было, чтобы именно в ту минуту, когда возчик был близко от Паприкаша, у него появилась очень даже практичная мысль.
Что, если он, как бы совершенно случайно, забудет тут, в поле, одного-двух зайчишек, а завтра за ними вернется? Так подумал про себя возчик, держа в руках мать Паприкаша и еще трех зайцев. Потом возчик дальше стал мозгами раскидывать. Потому что тут выходила одна маленькая загвоздка. Ну, насчет того, что ни одна живая душа до завтра в заснеженном поле не появится и никто чужой припрятанных в снегу зайчишек не отыщет, можно было не сомневаться. Но вот как он их сам-то найдет? Кругом все так однообразно: лишь терн, да сухие стебли лебеды и дурнишника, да кочки. Завтра он сам сто раз в этом поле заплутается.
И пришла тут возчику в голову очень умная мысль. А что, если взять да договориться с объездчиком? Он эту местность знает, как собственные пять пальцев, а главное — хоть сегодня сможет вернуться за зайцами. А завтра они их разделят.
И возчик, не долго думая, приложил ко рту руку и закричал:
— Э-ге-ге-ге! Кум, поди-ка сюда на минутку!
Объездчик, в руках у которого тоже было три заячьих трупа, подошел к городскому возчику.
Объездчик, само собой, прекрасно помнил охоту прошлого года. А потому с самой первой минуты зорко следил за возчиком: не сунет ли тот под куст, с преступными намерениями, зайца-другого? Если бы он его в этом заметил, он, конечно, не стал бы кричать-разоряться!.. Есть способ таких воров по-иному наказывать!.. Он сам придет вечерком за этими зайцами. Запомнить, где они спрятаны, легче легкого… И снова окажется в выигрыше! Да и вора накажет примерно! А заодно и скупердяев из банка!
Так рассуждал про себя честный объездчик. Не говоря уж о том, что в своих рассуждениях легко дошел вот до чего: в худшем случае, коли возчик не догадается закопать в снегу пару зайцев, так он сам забудет на поле, где-нибудь в незаметном местечке, одного или двух убитых зверюшек, а вечером, выйдя на поле, ненароком на них же и наткнется.
И весь его замечательный план опрокинул теперь этот возчик, предложив ему вступить в сговор.
— Слышь-ка, кум! А не оставить ли нам пару-другую зайцев в снегу? Вон их как много: невпроворот! Господа не заметят даже. А ты бы их вечерком подобрал… А? Чтобы между собой разделить. Я бы завтра проехал мимо.
Тут объездчик и разозлился, и растерялся. Как быть? Вступить в сговор с этим вором, который в городе найдет тысячу способов выгодно сбыть краденую зайчатину?… Или стоит изобразить честного служаку и возмутиться?… Но тогда надо начинать сразу…
К счастью — для объездчика к счастью, — в эту к минуту случился неожиданный инцидент.
С объездчиком, конечно, была и его собака.
Это был прекрасный, чистопородный легавый кобель желтой масти. Лихорадка охоты совсем вывела бедняжку из равновесия. Кровь, выстрелы… Уфф!
Но объездчик, само собой разумеется, должен был держать пса во время облавы на поводке… Еще не хватало, чтобы тот носился по полю как вздумается и прежде времени вспугивал дичь перед носом господ охотников. У такой круговой облавы другая техника, чем у охоты с загонщиками… Да и горе-стрелки из банка ненароком еще подстрелят бедного пса…
Одним словом, тут, в поле, пес был нужен вот для чего: если хозяин в самом деле не заметит какого-нибудь подстреленного зайца, то пес тут же лаем ему сообщит об этом. А для этого опять же лучше, если собака на поводке. Она прямо подтаскивает хозяина к каждому зайцу.
Очень умным, дисциплинированным животным был этот желтый легавый пес. По крайней мере с десяток команд понимал и выполнял с первого слова.
Вот сейчас, например, во время облавы, ему по суровому приказу хозяина нужно было полностью воздерживаться от лая. Чтобы панику среди окрестных зайцев не вызвать и не вынудить их перебраться на соседние охотничьи угодья.
Псу было разрешено лишь тихонько скулить на поводке у объездчика.
Зато скулил он без перерыва и так жалостно, что у объездчика сердце сжималось. А пес еще временами подымал на хозяина измученный взгляд и только что не говорил человеческим голосом: ну пожалей же меня, отпусти немного побегать, ведь ты прекрасно знаешь, для меня неистовая погоня за дичью — это верх наслаждения, а ошейник, да еще с поводком, который в иное время я терплю совершенно спокойно, сейчас — адская мука.