Но тут он, придя немного в себя, решил, что единственное лекарство против жениных приступов — умное безразличие.
— Ладно, ладно, считай, что ты права! И пускай буду я проклят! Я-то знаю, что сделал все, что мог. А коли это тебя не устраивает, так валяй — реви себе, беснуйся!
И объездчик, пыхтя и бормоча что-то себе под нос, снял наконец с себя ружье, сумку и положил их на место.
А тем временем жена его, уже дрожа и дергаясь всем телом, рыдала возле стола и с воем твердила свое:
— Будь ты проклят, коли ради жены, ради будущего дитяти нашего не захотел какого-то вшивого зайца, из сотни, из тысячи, домой принести! Будь ты проклят!
На объездчика это, по всей видимости, уже ни капли не действовало. Неприязненно хмыкая, смотрел он на бабу и наконец сказал рассудительным тоном:
_ А о том ты не думаешь, что я с самого полудня бегаю язык высунув и без крошки хлеба. У меня уже кишки слиплись от голода. Лучше, будь добра, дай мне перекусить. И сама лопай, что есть.
На эти слова баба ответила по-другому. Она вдруг смолкла, вытерла фартуком мокрое от слез лицо, подошла к мужу и умоляющим тоном сказала:
— Да что ж это такое? Нет в тебе ни капельки сочувствия! Не понимаешь ты, что ли, что я теперь на другую еду не могу и смотреть? Я и в обед-то все как есть на тарелке оставила. А ты вот ни на столечко меня не жалеешь, даже зайца на ужин не захотел принести!
Объездчик смотрел на жену совершенно бессмысленным взглядом.
— Да где же у черта в ступе я зайца тебе возьму? Да разве бы я не принес, если б можно было?
— Ты сам знаешь — где! Где у тебя брали, там и ты можешь взять! Ну сделай это ради меня, Андриш, сердце мое! Все ведь знают, что у Богдана всегда есть зайчатина…
И объездчица ласково обняла мужа за шею, намереваясь умолять его дальше.
Но объездчик стряхнул руки жены и вскочил с таким видом, будто собака цапнула его за ногу.
То, на что подбивала его жена, было очень скверным и унизительным делом. Один из лавочников в деревне в прежние времена частенько покупал у объездчика по черной цене подстреленных зайцев. На этого Богдана и донес кто-то банку: дескать, он с браконьерами дела водит, а объездчик смотрит на это сквозь пальцы, потому что ему тоже отсюда кое-что каплет.
Так что объездчик аж задохнулся от возмущения и затряс головой, стиснув кулаки и слушая неразумные бабьи слова. И в конце концов решительным и зловещим тоном сказал:
— Эй, довольно! Неси давай ужин! Я тебе не позволю петлю мне на шею надеть! Чтобы я к Богдану пошел, чтоб меня там после охоты увидели? Да о нем всем известно, что он краденое скупает. Чтоб меня из общины, из стражи вытурили из-за твоего паршивого паприкаша?… Неси ужин сейчас же! Или плохо будет!
Баба сделала еще одну, последнюю попытку. Ломая руки, она подошла к мужу.
— Андришка! Сердце мое!..
Однако объездчик был непреклонен.
— Не дашь ужин?… Ладно! Возьму сам.
С грохотом, с шумом вышел объездчик на кухню и вернулся с кастрюлей, что стояла с краю горячей плиты.
Однако этой короткой минутки было достаточно, чтобы слабая, несчастная женщина, униженно просящая снисхождения у своего повелителя, вдруг опять превратилась во взбесившуюся ведьму.
Шваркнул объездчик кастрюлю на стол и взял ложку, чтобы приняться за еду.
Только баба тут завизжала что есть мочи:
— А я? Ты будешь жрать, а я нет? Тогда и тебе не дам! Так и знай!
Схватила объездчица кастрюлю и — бац! Пока только дном, но так шарахнула по столу, что фасоль в сметане брызнула во все стороны, а свинина копченая прыгнула объездчику прямо в лицо, будто какая-нибудь живая, скользкая жаба.
Ух ты-ы! Ну дела, я вам доложу! Хоть стой, хоть падай, хоть караул кричи!
Объездчик с ревом кинулся в угол, за своей палкой. Баба же, неистово визжа, схватила вилку, которой мясо на сковороде переворачивают: дескать, посмей только тронуть, я тебе сразу кишки наружу выпущу! Детишки, все трое, что дремали уже в своем углу, тоже пронзительно завопили: батя мамку убивает. Даже объездчиков легавый пес от ужаса взвыл на кухне.
Это и был тот концерт, который Гажи мог бы услышать еще во дворе, если бы мог что-то воспринимать.
Но зато Гажи его и прервал!
Сами представьте: вдруг с шумом распахивается дверь, и в хату влетает Гажи. Влетает он головой вперед и растягивается во весь рост на полу.
От изумления, от неожиданности в хате воцарилась тишина, и только один сверх меры старательный объездчиков отпрыск продолжал тоненьким голосишком вопить: ай-яй-яй-яй!
Тут объездчик с женой немного опомнились и подбежали к лежащему Гажи.
— Ты гляди-ка! Один, два, три, четыре зайца! — подхватил первым делом объездчик палку с висящими на ней, будто груши на ветке, зайцами.