Хотя нет. Иногда он встречал одного мужчину, снующего среди покинутых домов, как и он сам. Пан Вызго с перевешенным через плечо пулеметом, точно так же кружил по вымершим улицам. Во сне они ни разу с собой не заговорили. Увидев друг друга, как правило, поворачивались и расходились в различные стороны…
Но вот теперь Дитрих вкрутил в машинку лист бумаги. Гусев хотел, чтобы он начал писать. Хорошо! Ведь он обязан все описать. Вот только как начать? Черт…
"Я пережил совершенно невероятную историю. Началось все так…".
Неееет. В задницу! "Зепп" вырвал листок, заправил новый.
"Случилось со мной нечто совершенно невероятное. В эту историю никто не поверит. Мой приятель и агентесса разведки Венгрии решили…".
Боже, ну что за хрень! Новый лист. Ну как все пишут? Как пишут? Как передать все то, что сидит в человеке?!
"Я работаю в Институте…".
Новый листок.
"Был жаркий вечер. Мы познакомились с одной венгеркой. Она делала вид, будто бы не говорит хорошо по-польски, но потом оказалось, что говорила…".
Черт. Не умел он писать. Ну не умел! Вот попросту не умел…
Дитрих вытащил из шкафа военную куртку камуфляжной расцветки. Сбросил шлепанцы и надел башмаки НАТО-вского образца. На лоб темные защитные очки, сигарета, стаканчик виски. На столешнице рассыпал несколько патронов разных калибров – чтобы те красиво компоновались. В различных местах разложил со вкусом револьвер .357 "Магнум", "двадцать двойку" с длинным стволом, и .38 Special с коротким. Полуавтомат 9 мм "Люгер" – прямо напротив пишущей машинки.
"То была крутая игра, в которой на кону стояли наши жизни. Более всего – жизнь Гусева. Но под угрозой находился весь город, а может, и вся страна. Сейчас я опишу наши приключения, в которые и так никто не поверит…".
Он вырвал лист из машинки. Глянул на собственное лицо в зеркале. Выглядел словно Хемингуэй. Но Хемингуэем не был. Вот именно. Ну почему в этой комнате не было нафаршированного наркотиками Виткация[19], который мог бы ему чего-нибудь посоветовать? Где Герман Гессе, делающий себе уколы морфия? Почему Достоевский, вечный азартный игрок, не играет в карты за столом с ужравшимся уже с утра? Гомбрович[20] с противоастматическим ингалятором тоже мог бы чего посоветовать. Он представил, как склоняется над ним Бруно Шульц[21] и шепчет: "И что тебе советовать, сынок? Все, что было сказать, мы уже сказали", - его указательный палец был нацелен в полку с книгами.
Блин! Ну как же надо писать? Как передать свою боль, страх, одиночество, печаль после стольких потерь… И в то же самое время то, что ему – о, коварство – хорошо? Как описать пустоту после потере приятеля и чувство вины? Как передать то, что он испытывал в момент, когда умирал его отец, а сам он сидел на корточках на лестничной клетке с идиотскими резиновыми перчатками на руках и с маской на лице, потому что не знал: то уже агония, сам же он боялся заразить отца гриппом? Вот как описывают историю? Как это делается?
Огромный, пушистый перс вскочил на письменный стол и начал громко мурлыкать. Он поглядел Ивану прямо в глаза, что у животных большая редкость. Скривил голову. Это он явно смеялся, только по-своему, по-кошачьему.
- Чтобы ты сдох… - Дитрих вкрутил в машинку новый лист. – Знаю уже!
Господи, как же это просто! Как все легко, хотя поначалу столь трудно угадать. Он уже знал. Знал. Понял! Не совсем умело, двумя пальцами, он начал стучать по клавишам:
"Это был 1999 год. Хайнц Гудериан и Георгий Жуков сидели на балконе седьмого этажа одного из монструозных вроцлавских жилых домов. Пили водку. Оба с некоторым изумлением наблюдали за пролетающим рядом метеорологическим баллоном, к которому мордой был прицеплен персидский кот, браво пытающийся править горящим хвостом…".
03.09.2020 Переводчик: Марченко Владимир Борисовиь
19
Станислав Игнаций Виткевич, псевдоним Виткаций, родился 24 февраля 1885 года в Варшаве. Покончил жизнь самоубийством, узнав о вооруженном нападении Красной армии на Польшу – это случилось 28 сентября 1939 в селе Езеры в Полесье (сегодня Украина – Великие Озера). На наших глазах он стал классиком, одним из наиболее переводимых польских авторов. Его тексты переведены на более чем 30 языков в Европе, США, Южной Америке и Японии. Его пьесы ставят на зарубежных сценах чаще, чем произведения других польских авторов. Художественное творчество Виткацы трудно классифицировать, но наиболее близко он подходит к экспрессионизму, нередко его сближают с сюрреализмом. Во многом его творчество близко духу Кафки, хотя без явного пессимизма. Можно считать Виткевича предшественником театра абсурда. Его произведения отличала не только странность и изощрённость, но и стремление отразить новые реалии, новые подходы науки и техники, их воздействие на образ человека.
20
Ви́тольд Гомбро́вич (1904-1969) — польский писатель. Большинство его произведений гротескны и высмеивают стереотипы польского традиционного историко-национального сознания.
21
Бру́но Шульц (польск.