Значит, все в порядке и можно заходить. Убедившись, что кроме него на улице никого нет, Валентин направился к крыльцу. На негромкий стук отворила действительно красивая блондинка. При виде незнакомого солдата удивленно спросила по-немецки:
— Что вам нужно? Вы к господину обер-лейтенанту?
— Нет, если вы — Лидия Ивановна, то я к вам.
— Это я…
— Меня зовут Володя, я от Николая.
На какое-то мгновение Лисовская растерялась, но тут же взяла себя в руки. Конечно этот парень из отряда пришел не вовремя, когда в доме находился Зиберт, но не оставлять же его на улице. Она быстро втянула Валентина в прихожую, предупредила, что в квартире немецкий офицер, велела в случае расспросов выдавать себя за ее племянника из Здолбунова.
В гостиной послышался шум отодвигаемого кресла, и чей-то голос, в котором Семенов никогда бы не признал голос Грачева, недовольно спросил по-немецки, в чем дело. Лисовская сухо ответила, что к ней приехал племянник из Здолбунова. Потом она провела Валентина в маленький закуток с постелью при кухне, принесла еды и молока. Он поставил в угол винтовку, сбросил с ног сапоги и расположился как дома. Только сейчас Семенов понял, как устал за целый день хождения по городу, полному опасностей, под прикрытием лишь немецкой солдатской формы и поддельных документов. Невольно подумал, как же Грачев выдерживает такое напряжение изо дня в день, из месяца в месяц.
…Розенберг действительно со свитой из тридцати человек прибыл в Ровно, но не самолетом (разведчики ждали его по пути с аэродрома к резиденции), а литерным поездом через Клевань. Покушение не состоялось. Но Зиберту удалось выяснить важное обстоятельство, о котором 7 июня «Тимофей» докладывал в Центр: «Приезд Розенберга… связан с подготовкой наступления на Востоке».
Еще одно упоминание о близком и, судя по масштабам подготовки, весьма крупном наступлении на Восточном фронте. И данные, полученные от разведчиков, наблюдающих за железной дорогой, и других источников: непрерывным потоком танковые и пехотные дивизии перебрасываются из Франции и из-под Ленинграда на Курское направление.
…Валентин прожил на квартире Лисовской трое суток и почти не встречался с хозяйкой. Уходил на задания утром, возвращался часто с темнотой и всегда находил на тумбочке возле постели приготовленный заботливой рукой ужин. Однажды в кухню, где Валентин непринужденно болтал с Марией, неожиданно вошел Зиберт.
Смерив юношу с головы до ног холодным взглядом, спросил на ломаном русском языке с сильным немецким акцентом:
— Ты есть племянник Лели? Карошо… — и ушел.
Потом в кухню вбежала взволнованная Лидия.
— Володя, ты понравился моему немцу, он хочет, чтобы ты позавтракал с нами. Отказываться нельзя, но будь осторожен, он очень подозрительный, не так слово скажешь, сразу прицепится…
Семенов вошел в столовую, в дверях вытянулся. Обер-лейтенант кивнул ему головой и жестом разрешил присесть к столу. Семенов без аппетита жевал яичницу с салом — каждый кусок так и застревал у него в горле, настолько мало немец, сидевший напротив него, имел общего с хорошо знакомым ему Грачевым, старшим товарищем по отряду.
Перевоплощение было столь разительным, что, когда Зиберт, дождавшись, когда Лисовская вышла на кухню за кофе, тихо обратился к нему по-русски, тот вздрогнул:
— Сегодня откроюсь, не могу больше мучить хорошего человека.
Семенов не понял значения нотки тревоги, явно промелькнувшей в голосе Кузнецова. Но Николай Иванович волновался не зря. Интуитивно он понимал то, чего не мог понимать тогда еще слишком молодой, неискушенный в отношениях с женщинами Валентин. А именно, что его признание вызовет у Лидии сильнейшую психологическую реакцию, и далеко не положительного свойства. Отношения, сложившиеся между работающей на немцев старшей официанткой ресторана «Дойчегофф» и офицером гитлеровской армии, предстанут в ее глазах в совсем ином свете, как только Лидия узнает, что этот обер-лейтенант тоже свой…
Валентин ушел на задание, а Кузнецов еще долго сидел за столом, курил сигарету за сигаретой. Наконец, когда оттягивать объяснение дальше было уже некуда, сказал, стараясь держаться как можно непринужденнее, хотя на душе его скребли кошки:
— Да, Леля, я совсем забыл, что должен передать вам привет.
Лисовская неприязненно передернула плечами.
— Вы знаете, Пауль, что большинство ваших друзей я терпеть не могу.