Глава XVII
Второму конному полку, являвшемуся по своему составу (4 русских и 2 монгольских сотни) едва ли не самой боеспособной частью в дивизии барона Унгерна, генерал Резухин передал 10 пулеметов и 1 конно-горное орудие и отправил из Ван-хурэ 15 апреля на север, к русской границе, во исполнение распоряжения барона о переходе к активной обороне. 18 апреля полк переправился через Селенгу в районе кумирни Харха-Догун (в 100 верстах на север от Ван-хурэ). 21 апреля унгерновцы выступили дальше вверх по Селенге, и следовали вдоль нее до урочища Шарынгей; из этого пункта они повернули прямо на север к р. Желтуре. 25 апреля унгерновские войска впервые вторглись на советскую территорию, перейдя русско-монгольскую границу верстах в 30 к югу от поселка Нарына-Горохонского.
Советское командование располагало в том районе лишь незначительными отрядами пограничной стражи. Это обстоятельство позволило командиру 2-го полка войсковому старшине Хоботову совершить два безболезненных для себя набега на русские поселения по реке Джиде. 26 апреля полк побывал в поселке Хулдате, отстоящем в 20 верстах по воздушной линии на запад от Троицкосавска, а 27 апреля с боем вторгся в станицу Желтуринскую (в 95 верстах по воздушной линии на запад от Троицкосавска). В обоих случаях унгерновцы утром внезапно появлялись из-за границы, учиняя легкий разгром красных отрядов и, собрав нужные сведения, к вечеру возвращались в пределы Монголии. 28 апреля Хоботов отошел верст на 50 вглубь страны и до конца мая ограничивался лишь наблюдением за противником посредством разъездов, высылаемых вечером к границе.
За месячный срок своего пребывания в Желтуринско-Джидинском районе 2-й конный полк проделал большую черновую работу по разведке противника и захватил 800 голов прекрасных коней, принадлежавших Центросоюзу, из табуна, пасшегося на монгольской территории вблизи границы.
Выступление генерала Резухина из Ван-хурэ задержалось на несколько дней вследствие значительного, почти целую неделю, запоздания чахарского дивизиона, входившего в состав его бригады. Резухин спешил на север, чтобы успеть перейти реку Селенгу по льду. Он получил из Урги огнеприпасы, интендантский обоз и был готов отдать распоряжение о выступлении 3-го полка на соединение с ранее отправившимися в экспедицию 2-м полком, когда ему доложили, что чахары подходят к Ван-хурэ. Издали можно было рассмотреть, что колонна чахарского дивизиона значительно, по сравнению с прежним, удлинилась за счет вьючного обоза, явно отягощенного «лаврами», приобретенными при преследовании китайцев.
С чувством гордого сознания своих заслуг чахары медленно поднимались к нам от Ван-хурэ, вверх по течению реки. Победно при этом гудел традиционный оркестр из морских раковин… Но, увы, их ожидала неприветливая встреча: генерал вызвал по тревоге дежурную сотню и приказал разоружить почтенных «союзников». Раздалось несколько выстрелов. Кажется, кое-кто из чахар пострадал и, во всяком случае, все они потерпели значительный материальный ущерб, так как генерал не только конфисковал обоз, но приказал также перетрясти личные вещи каждого всадника с целью отнятия награбленного ими китайского и монгольского добра. На следующий день Резухин отправил чахар обратно к барону.
Больше всего, хотя и косвенно, эпизод с чахарами отразился на судьбе русских офицеров, которые служили в этом дивизионе на положении рядовых всадников. С переводом в 3-й полк, как ни странно, их судьба ухудшилась. «Дедушка» — барон, ссылая провинившихся офицеров к чахарам, представлял себе, что служба офицера, в качестве рядового всадника среди полудикарей явится тяжким и унизительным наказанием. Но это было далеко не так. Офицерам жилось у чахар довольно неплохо. Они имели вестовых для личных услуг и не несли никакой службы.
«Чахары не любят „белых ворон“ (то есть ранних вставаний), — рассказывал поручик Хлебин о своей службе в том дивизионе. — Когда часу в восьмом загудят раковины, можно, значит, вставать, не торопясь. К тому времени вестовые — китайцы и хозяева юрт — монголы, наварят баранины и вскипятят чай, обильно заправленный молоком. Чахары усаживаются вокруг котлов. Еда является одним из приятнейших удовольствий в жизни кочевников и чахары твердо это помнят. Лишь около девяти часов идут они к лошадям. А пленники в это время готовят вьюки. Снова засвистят — загудят раковины. Это второй сигнал, по которому всадники садятся на коней и вытягиваются в дорогу. Затем новый сигнал: наконец-то пошли…
После 12 часов нойоны (начальники) начинают ощущать пустоту в желудке и утомление от путешествия, поэтому они устраивают привал в первых же юртах. Здесь чахары обедают и отдыхают, свято соблюдая обычай „мертвого часа“ после принятия пищи. Около 16 часов они снова выступают в поход с тем, чтобы к сумеркам добраться до каких-нибудь юрт, там сытно поужинать и заночевать. На привалах чахары проявляют много личной инициативы по части добывания продуктов и осмотра юрт. Они, видимо, зарекомендовали в стране столь высоко, в смысле специфической хозяйственности и распорядительности, что не только пленные слуги-китайцы, но даже неторопливые по природе хозяева — монголы порхают у них веселее ласточек.