На рассвете загремели выстрелы. К заставе подходили красные. Генерал Резухин приказал полкам занять гребень гор на левом берегу реки Хамней, чтобы задержать противника на один день и этим позволить барону оторваться от нас на переход в 25–30 верст. Со стороны красных наступал полк пехоты. Привыкшие уже к тому, что мы не принимали арьергардного боя, красноармейцы несколько раз бросались в атаку через падь и предпринимали также попытки охвата правого фланга нашей позиции со стороны реки, неся заметные потери. Во время боя прекрасно, безотказно работали батарея поручика Балка и пулеметная команда подъесаула Иванова. Отличились, по обыкновению, казаки оренбуржско-забайкальской сотни, неоднократно бросавшиеся в контратаки. Под вечер подошли к красным какие-то подкрепления и батарея. Но было уже поздно что-нибудь исправить в их положении, потому что к этому времени красноармейский полк понес столь чувствительную убыль в рядах, что утратил боеспособность.
В сумерках бригада Резухина снялась с позиции. Ночью она прошла станицу Цакирскую, а на рассвете, после двадцативерстного перехода переправилась через р. Джиду против пади речки Хайки (правый приток Джиды). За тот короткий промежуток времени, пока полки брели через реку, генерал произвел беглый осмотр местности. Требовалось дать урок вежливости противнику, сделавшемуся до неприличия назойливым, хотя бы для того, чтобы иметь возможность спокойно подняться на Модонкульский голец.
К большому удовольствию генерала, тут же непосредственно у брода возвышалась отвесная сопка, поросшая сосной. На ней генерал расположил 1-й полк, все пулеметы и одно из орудий. 2-му же конному полку он приказал отойти вверх по пади и укрыться от взоров противника. К тому времени, когда все приготовления закончились и люди отведены от винтовок, красные подошли к переправе.
Пятнадцать-восемнадцать конных красноармейцев выехало на левый берег Джиды и долго, минут двадцать, исследовало место переправы. Затем они перешли на нашу сторону, внимательно осмотрели занятую нами сопку и, наконец, вернулись на свой левый берег. В тот же момент сквозь узкую, вырытую специально для дороги к крутому берегу траншею на прибрежный песок хлынуло несколько сот красноармейцев — одни пешком, другие на подводах. Когда вся эта воинская часть сгрудилась у переправы на дистанции не свыше 400–500 шагов от наших пулеметов, генерал подал команду: «Огонь!»
В красноармейской группе поднялась типичная паника. Люди метались в поисках выхода. Но бежать некуда: высокий, обрывистый берег крепко замкнул своих жертв, а единственный выход — дорожная траншея — в первый же момент оказалась плотно забитой повозками. В инстинктивном порыве перебраться через двух-трехсаженный барьер берега живые взгромождались на сраженных соратников с тем, чтобы, в свою очередь, уступить место новым быстро сменившимся фигурам в защитной одежде. Вероятно, лишь незначительной части красноармейцев, попавших в засаду, посчастливилось выскочить из этой переделки. Этот прощальный жест генерала Резухина очень не понравился красноармейскому командованию. После того случая оно остановило преследование, что позволило бригаде беспрепятственно удалиться в пределы Монголии.
Глава XXIX
После незначительного отдыха, который настоятельно требовался коням перед подъемом на Модонкульский голец, бригада выступила в 12 часов вверх по речке Хайке. В соответствии с одним-другим поворотом горной речки, за нами закрылась навсегда долина р. Джиды, и нельзя уже было в просвете пади видеть темно — зеленые массивы левого берега. Одновременно с тем, в силу привычной военной психологии, утонули в бездне сходных воспоминаний: и только что разыгравшаяся на прибрежном песке трагедия советского батальона, и самое представление о преследовавшем нас противнике. Моя мысль вернулась в колею своих «унгерновских» проблем, которые, как я знал, сильно заботили в те дни многих офицеров дивизии. Я был настолько поглощен вопросом о чрезвычайной сложности положения, создавшегося в дивизии, и об особой пикантности своей собственной позиции, что против обыкновения почти не обращал внимания на подчеркнуто нежную прелесть отдельных уголков на фоне могуче-грубого горного ландшафта, на уют маленьких распадочков и мягкость красок там и сям вкрапленного в картину лиственного леса, чуть обожженного уже ночными холодами.
По следам, протоптанным тысячами ног прошедшего накануне бароновского отряда, бригада свернула от р. Хайки на юго-запад. Длинным и крутым косогором, покрытым редким лесом, мы поднялись на первый хребет. С перевала открылась перспектива постепенно снижающихся хребтиков, уходивших направо, на север, туда, где угадывался кусочек России. Влево же поднялась зеленая стена, столь прочная по виду, что, казалось, сказочный великан держит ее сзади могучим плечом.