Выбрать главу

В прошлом году Ролан де Ла Пуап «догеройствовался»: преследовал «Фокке-Вульф-189»

и «немножко увлекся», как он потом признавал с деланно-покаянной улыбкой.

«Фоккер» уходил от француза, переходя в крутое пикирование, и лейтенант де ля Пуап

позволил погоне поглотить себя. А заодно — и остатки холодного соображения.

Результат: при резкой потере высоты на пикировании у него лопнула барабанная

перепонка.

«И упекли голубчика, — слово «голубчик» он старательно выговаривал по-русски, когда

рассказывал этот эпизод, — на две недели в госпиталь».

Ролан смертельно боялся, что не сможет вернуться в строй. То, что медики в московском

авиационном госпитале в Сокольниках все-таки ухитрились восстановить ему слух, он

считал чудом.

— Да, в общем-то, чертовски везет, — повторил он задумчиво.

— Идите спать, товарищ старший лейтенант, — сказал Капралов. Как отрубил. И де Ла

Пуап, отсалютовав, подчинился.

28 ноября 1944 года

Еще один митинг. Опять красное знамя и рядом — знамя Франции. Выступают

представители Советской Ставки. Де Ла Пуап смотрел на их лица. Лица советских

офицеров, особенно высшего состава, буквально завораживали его: никакого

«аристократизма» в чертах — простые, резкие, иногда грубые, иногда — наоборот,

мелкие. Лица простых людей — крестьян, рабочих. Усталость в глубоких морщинах

вокруг рта, между бровями.

Говорят резко, привычно, громко.

В этот день полку присвоено почетное звание «Неманский». Хорошо сражались,

прикрывая наступление наземных войск. Теперь будут называться — полк «Нормандия —

Неман».

Под этим именем полк войдет в бессмертие.

А лейтенант Ролан де Ла Пуап доживет до Победы и получит звание Героя Советского

Союза.

Но он этого еще не знал, когда разглядывал лица советских штабных и думал о том, что

еще предстоит на долгом пути к Победе.

© А. Мартьянов. 06.07. 2012.

06. «Як» или «Лавочкин»

24 апреля 1943 года, аэродром «Васильевское»

Прибытие главы военной миссии майора Мирле в эскадрилье «Нормандия» ждали.

Каждый день промедления казался потерянным напрасно. Не терпелось вступить в бой.

Но «просто так» ничего не делается — политики, а потом военные договаривались,

договаривались, договаривались...

...— Нам не нужно превращать «Нормандию» в еще одну советскую эскадрилью, —

согласился с Мирле командующий авиадивизии генерал Георгий Нефедович Захаров. —

Как символ она стоит гораздо больше, чем как обычное воинское соединение. Но все-таки

необходимо нам найти наилучший способ боевого применения «Нормандии»!

— Французские летчики привыкли к совершенно другому бою, нежели советские, —

объяснял майор Мирле. — Наша тактика отличается яркой индивидуальностью.

— Точно. Мы еще в Раяке об этом говорили, — вступил майор Жан Тюлян. — Вся эта

хваленая «тактика» сводится к одному: каждый лупит, как умеет, а потом возвращается на

аэродром. Если получилось вернуться...

— Вы это всерьез? — нахмурился Мирле.

— Не совсем, — признал Тюлян. — Только отчасти. — И обратился к Захарову: — В

обучении летчиков французской истребительной авиации главенствует принцип

максимальной самостоятельности в бою. Мы не получаем детальных указаний с земли.

Надеясь только на себя, оцениваем воздушную обстановку и самостоятельно намечаем

направление удара.

— Это не эффективно, — таково было мнение представителя штаба ВВС Красной Армии

инженер-капитана Смолярова.

Тюлян пожал плечами:

— Мы так воюем.

— Вот основные боевые задачи, которые должна выполнять французская эскадрилья на

первых порах своего пребывания в Триста третьей истребительной авиационной дивизии,

— генерал Захаров вынул из нагрудного кармана сложенный листок. — Свободный поиск

вражеских самолетов без перелета линии фронта. — Последние слова он подчеркнул

особо. — И дежурство на аэродроме для вылета на перехват вражеских самолетов.

Тюлян выразительно покривил рот.

— Пока активность авиации противника невысока, незачем попусту рисковать, — сказал

Смоляров. — Я согласен с товарищем генералом. Этого на первых порах вполне

довольно. И предлагаю по возможности освободить «Нормандию» от сопровождения

штурмовиков и бомбардировщиков при полете в глубокий тыл врага.

Все равно рано или поздно придется это делать, подумал он. От войны никого не

убережешь, а эти летчики просто рвутся в бой.

— А кстати, — заметил Тюлян, — мы тут обратили внимание, что товарищ генерал

прилетел на другом самолете, не таком, как у нас. Можно будет посмотреть?

— У нас секретов нет, — сказал генерал Захаров. — Смотрите, сколько хотите. И

спрашивайте, если возникнут вопросы.

Захаров производил впечатление человека тяжеловесного и как будто бы

недальновидного, но внешность его была обманчивой. Крестьянский сын с характерной

крестьянской наружностью, он был опытным летчиком, закончил военную школу

летчиков в Сталинграде и курсы при Военной академии Генерального штаба, а в тридцать

седьмом участвовал в войне в Испании, где его знали как Энрике Лопеса. Кстати, там он и

познакомился с некоторыми будущими «нормандцами».

Сейчас командир Триста третьей истребительной авиационной дивизии прилетел на «Ла-

5». Вот этот-то истребитель с мотором воздушного охлаждения и глянулся французским

летчикам.

Весь день «нормандцы» осматривали этот самолет, «разве что не облизывали», как

заметил Смоляров, поглядывавший на них из командного пункта.

Вечером несколько человек во главе с майором Тюляном обратились к Захарову с

просьбой.

— Мы бы хотели попросить о перевооружении эскадрильи, — сказал Тюлян, стараясь

держаться бесстрастно. Получалось не очень хорошо, натура сказывалась. Но главное —

не задеть ничьих чувств.

Нет, главное — самолет!

Захаров все понял. Чуть улыбнулся.

— Вам кажется, наверное, что «Ла-5» лучше, чем «Як-1», да?

Они переглянулись и промолчали.

Захаров сказал:

— Чуть позднее у вас будет возможность полетать на «Лавочкине». Сами убедитесь, что

большой разницы в боевых качествах нет.

— Хорошо, — осторожно согласились французы. Видно было, что они все еще

сомневаются.

Май 1943 года

Как и предвидел генерал Захаров, «освобождение» летчиков «Нормандии» от

сопровождения советских бомбардировщиков глубоко в тыл врага оставалось только «на

бумаге». Французы и сами требовали для себя лишь одной привилегии: драться.

Готовилось наступление, и летчики Триста третьей бомбили немецкие аэродромы. Девять

«Пе-2» в сопровождении двух «Як-1» углубились на территорию, занятую противником.

— Далеко зашли, — сказал Альбер своему товарищу, Иву Майэ. — Горючего не хватит.

Вернуться не сможем.

— Летим дальше, прикрываем, — ответил Майэ.

Бомбы падали одна за другой.

— Все, возвращаются, — донесся сквозь помехи голос Альбера. — До аэродрома не

долетим.

— Хорошо, что русские нам не могут приказывать, — сказал Майэ. — Мы ведь по-русски

не понимаем.

На самом деле на аэродроме их не слышали. Переводчик вместе с командованием ждал,

пока летчики появятся в эфире.

— Я тебе по-французски говорю, — сказал Альбер.

— А я тебе отвечу: пока держимся в воздухе — будем прикрывать.