— Неосторожно воюешь, Ив, — ответил на это Альбер. Но ни малейшей попытки выйти
из боя не сделал.
Они сопровождали бомбардировщиков, сколько могли.
Горючее было почти на нуле.
— Садимся, пока не упали! — крикнул Альбер. — Все, Ив, хватит, садимся!
Майэ направил самолет на поле. До аэродрома оставалось еще несколько десятков
километров. Но территория была уже «наша».
«Як-1» не подвел. С полностью выработанными бензобаками французские летчики
посадили самолеты в чистом поле.
Был вечер, после бомбежки вдруг стало очень тихо.
— А ты заметил, что здесь никогда не бывает по-настоящему тепло? — обратился Майэ к
своему товарищу. — Вроде бы, весна, лето, но по вечерам все равно откуда-то из-под
земли тянет ледяной стужей...
Середина мая 1943 года
— Захаров здесь! — Известие мгновенно облетело весь аэродром.
— Ну что, — обратился генерал к майору Тюляну, подошедшему к нему с рапортом. —
Время выполнить обещанное. Хотите полетать на моей «Стрелке»?
Тюлян просиял так откровенно и по-детски, что Захаров в ответ не выдержал —
засмеялся.
— Товарищ подполковник Голубов поступает в ваше распоряжение, — сказал Захаров. —
Объяснит и покажет. Потом расскажете товарищам, как вам понравился самолет.
Через полчаса после этого разговора Тюлян уже был в воздухе. Самолет «Ла-5» в его
руках демонстрировал чудеса: резко набрал высоту и на двух тысячах метрах сделал
поворот и понесся вниз.
В последний миг, когда уже казалось, что машина сейчас врежется в землю, последовало
выравнивание, и истребитель со страшным ревом пронесся над взлетно-посадочной
полосой.
— Ого, — сказал подполковник Голубов, а стоявшие рядом «нормандцы» дружно
расхохотались.
Под конец Тюлян прошел над аэродромом «на спине» — в перевернутом полете. Все, сел.
Кругом стояли молча. Наконец из кабины показался летчик. Никогда еще «нормандцы» не
видели, чтобы майор так светился. Неприкрытый, чистый восторг сиял в его глазах.
Французские летчики окружили его.
— Как? — слышалось со всех сторон. — Ну что? Лучше или хуже?
Тюлян ответил не сразу. Обдумывал ответ. Он понимал, что в какой-то мере перестарался,
и сейчас неосторожное слово может вызвать целый шквал эмоций.
— Сами видели, — сказал он наконец, — самолет что надо. Но «Як» тоже хорош. Мы на
«Яках» уже летаем. «Як» справляется с «Фокке-Вульфом», и мы в этом уже убедились.
— Ну так лучше или хуже? — повторяли вокруг.
— «Як» проще, — сказал Тюлян. — Пополнение освоит его быстрее. Остаемся на «Яках».
Исправлять хорошее — только портить.
Он переглянулся с генералом Захаровым. Тот кивнул.
— Ну вот, попробовали и сделали, так сказать, руководящие выводы, — проговорил он.
— Я тоже считаю, что пересаживаться сейчас на другие самолеты не стоит. Предстоит
крупная операция по ликвидации большого скопления вражеских самолетов на брянском
и спас-деменском аэродромах. Будем летать глубоко в тыл, бомбить. Я слышал, кое-кто
уже побывал в переделке и сумел дотянуть на «Яке» до нашей территории. Чего еще
нужно?..
© А. Мартьянов. 12.07. 2012.
07. Летчик номер восемь
Лейтенант Ларош с интересом рассматривал тарелку борща.
Стряпуха Гарпина весело наблюдала за ним из окошка раздачи.
— Что, не видал такого, сынок? — с густым украинским выговором вопросила она. Голос
у нее был могучий, грудной. Такой, что запросто долетит и до середины Днепра, и еще
дальше.
— О, мамо Гарпина, да тут у нас настоящий борщ! — Бодрый Вася принял тарелку, куда
повариха от души плюхнула сметаны, и уселся рядом с Ларошем.
Француз комически приподнял бровь.
— Есть такие славянские слова, шер ами, которые европейскому человеку физически не
выговорить, — заметил он, не без зависти наблюдая за тем, как Вася уминает борщ.
— Выговаривать не обязательно, ты лучше сам борщ попробуй! — ответил Вася между
ложками.
— Борч, — скорбно выговорил Ларош. — Звучит как самоубийство. Террибль!
Вася так и подавился от смеха.
Ларош сказал со вздохом:
— О да, вот гримас де ля фортуна. Ты можешь быть каким угодно распрекрасным
летчиком, но если не можешь выговорить слово «борч», над тобой будут смеяться
русские.
— Клянусь не смеяться! — отозвался Вася, предательски покрасневший.
— И как это урожденные французы служили в русской авиации? — продолжал Ларош. —
Может, потому, что были высокого происхождения и не употребляли в пищу этот самый
борч?
— «Борч», друг мой Ларош, в России употребляют все, — произнес Вася. — Равно как и
щи.
При звуке еще одного ужасного славянского слова Франсуа Ларош закатил глаза. Но он и
сам уже был готов захихикать.
— А что ты там говорил про французов в русской авиации? — осведомился Вася,
вымазывая тарелку коркой хлеба.
Франсуа Ларош ответил:
— В данный момент я имел в виду графа Ламберта. Вчера в газете попалось. — Он вынул
из кармана смятый листок газеты «Наше время» за 1909 год.
— Где взял? — Вася с интересом принял из его рук измятый листок, разгладил.
— Лежало в сундучке. И фото сохранилось. А имени фотографа нет...
— Зато есть имя авиатора, что намного важнее! — обрадовался Вася изымая у Лароша
старинную газету. — « Бывший русский офицер граф де Ламбер на своем аэроплане
совершает полет над Парижем. Он прилетел из Живизи, с аэродрома, в Париж, два раза
обогнул вокруг Эйфелевой башни и улетел обратно в Живизи. В общей сложности он
пролетел около пятидесяти верст». Ха, вот это рекорд!
— На самом деле — да, — подтвердил Ларош. — Вполне шарман рекорд. Только не
дальности полета, а высоты. Триста метров! До этого рекорд высоты принадлежал
Орвиллу Райту и составлял 172 метра. Рекорд де Ламберта был официально зафиксирован
и является первым рекордом мира, установленным российским пилотом.
— Погоди, он Ламберт или Ламбер? — уточнил Вася.
— И так, и так пишут, — сказал Ларош. — Сам знаешь, эти «т» в конце французских
фамилий не читаются. Иногда.
— И он еще на наш «борщ» жалуется, — заметил Вася. — Ладно, а чего это французский
граф — русский офицер?
— Ламберты служили в России еще с восемнадцатого века, — ответил Ларош. И снова
разгладил старый листок. — Шарль де Ламберт родился на Мадейре. Потом учился в
Париже. Его отец был русским подданным — как и прочие его предки.
— Да бог с ними, с предками, — нетерпеливо оборвал Вася и на некоторое время
предался компоту. — Про летчика рассказывай.
— Молодой граф имел модное увлечение — воздухоплавание, — продолжал Ларош. —
Скажи, мон ами, сметану из борча надо отдельно есть или сначала размешать?
— Как хочешь. Я размешиваю, а потом еще сверху отдельно кладу, — охотно
проконсультировал Вася.
Ларош рассеянно повозил ложкой в тарелке и вдруг засмеялся пришедшей ему мысли.
— Нет, ты только представь себе, Ламберт изобрел смешную штуку. Додумался
поднимать корпус судна над поверхностью воды с помощью подводных крыльев. Патент
зарегистрировал в 1891 году сначала во Франции, а потом и в Северо-Американских
Соединенных Штатах.
— Что-то не слыхал о таком, — нахмурился Вася. — А Горыныч знает? Ему как дракону
должно быть близко.
— Эксперименты получались, но потом Ламберт от идеи отказался. Исследовал крыло,