Из осколка зеркала на меня смотрит худой темноволосый и темноглазый парень лет шестнадцати с крестообразным шрамом на щеке.
Если есть инь – должен быть и янь. Если есть в мире Белый, миру нужен и Чёрный. Всё верно. Но несправедливо. Для нас. Мы ехали на заокраинный запад, как в страну света, а оказались в долине, куда не заглядывает солнце.
Если всё плохо – не стоит думать, что это конец. Потому что как бы ни было плохо, ещё хуже может быть всегда.
– Приятного аппетита! – Белый поправляет шапку на голове и, прищурив левый глаз, нацеливается вилкой на порцию дешёвой китайской лапши.
– Приятного, – бурчу я и тоже принимаюсь за еду.
Не пища богов – причём, весьма. Та ещё гадость, по правде. Зато бесплатно. Нашёл я тут один заброшенный склад, где кое-какая еда ещё сохранилась… Срок годности, правда, уже почти на всём истёк, но есть всё равно можно. Один чёрт там консервантов больше, чем той же сои…
– Сегодня пятница, – с набитым ртом произносит Белый. – Пойдёшь?
Глупый вопрос, братишка. А что мне ещё делать?
– Конечно, пойду.
– Не ходи. Не надо.
Прогорклая лапша встаёт поперёк горла. У Белого на такие вещи нюх – даром, что он ещё совсем мелкий. Если говорит не ходить – лучше действительно остаться здесь.
– Ты же знаешь, что сегодня 4 июля – копов в городе не будет, считай. Можно подольше полазить…
– Знаю, – спокойно кивает Белый, глядя на меня совершенно не по-детски серьёзным взглядом. – Но это будет выбор – уйти или остаться. Очень важный.
Накатило раздражение. На себя, потому что колеблюсь. Немного на Белого, потому что он, скорее всего, был как всегда прав. И традиционно – на этот чёртов мир.
А всего-то и надо сказать «Я остаюсь»…
– Надо идти, – упрямо говорю я.
Но я говорю «надо идти». Назло кому или чему?
Белый кивает. Он смотрит на меня понимающе, но грустно – не как на глупца, но как на упрямца, который не отступает, даже будучи не прав.
…Нищему собраться – только подпоясаться. Закинул в рюкзак пару шоколадных батончиков, пакетик орехов и бутылку воды – чтобы подкрепиться в случае чего. Самую малость инструментов – верёвка, кусачки, напильник. Нож – на пояс, пару заточек – про запас. Фонарик ещё. И монтировка, конечно же – сразу и оружие, и инструмент…
– Хочешь историю? – спрашивает меня Белый, рисуя что-то куском мела на стене. – Сегодня это будет легенда!
Не хочу я никаких историй… Но у Белого больше ничего и нет, а у меня нет даже их. Он вспоминает их? Те истории, что читал давно или прочитает после? Или придумывает их? Не знаю. Да и зачем мне это знать?
– Когда погас огонь и от берегов страны мёртвых – Миктлана, отступило кровавое море, от голода умер бог Четвёртого Солнца, – слегка нараспев произнёс Белый. – Его жена – Тоси, что была богиней добра и земли, отрезала свои волосы и дала обет безбрачия. Проходили века или дни, но она хранила данное слово… Пока однажды не поняла, что не носит в себе ребёнка – бога, которому было предначертано спасти наш мир. Но другие дети Тоси – богиня луны Мецтли и четыреста её звёздных братьев решили, что нарушив своё же слово, их мать опозорила и себя, и всех их. И поэтому решили убить Тоси, чтобы её вина была искуплена. А когда она однажды пришла в храм, чтобы принести жертвы, то Мецтли и её братья напали на Тоси и…
– Пускай она спасётся, – равнодушно произнёс я, укладывая вещи. – Не люблю плохие концовки…
…мне их и в жизни с лихвой хватает.
– Ничего не могу сделать, – покачал головой Белый. – Я рассказываю, но не творю. Тоси убили. Пронзили сердце, вспороли живот, убив ещё не рождённого бога-младенца. Отрубили руки, ноги и голову, а тело бросили в глубокую пропасть… Но вытекшая из её тела кровь впиталась в землю, и земля ответила на последнюю молитву Тоси, возродив её. Ягуар отдал ей свои лапы взамен отрубленных, змея – голову, а орёл подарил когти. Тоси возродилась, но теперь уже как Доарликуэ – богиня войны, безумия и мести. Её кровь обратилась в два меча и доспехи, которые заковали тело Доарликуэ в непробиваемую броню. После чего Та, что-в-платье-из-крови выбралась из пропасти и начала мстить, убив всех своих детей. Она построила из тел четырёхсот своих сыновей огромную пирамиду и назвала её Чёрной Скалой. И заплакала. Потому что больше не могла быть прежней, а впереди её ждало лишь бесконечное безумие. И снова ответила ей сама земля. Она сказала: когда исчезнет один и умрёт другой, когда Чёрная Скала провалится в себя, и солнце больше не взойдёт – ты сможешь родиться вновь, чтобы уйти и не вернуться.