– Человечка… – протянул он недобро. – Давно в наших краях не было людей. Отведите ее в замок. Ее ждет суд.
И меня под белы рученьки потащили в замок два высоких, полностью облаченных в доспехи, эльфа.
***
«Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,» – случайно вспомнился мне известный стих, который я распевала на манер всем известной песни про ворона, сидя на полу возле решетки, и стуча жестяной кружкой по ней же, попутно громыхая тяжелыми цепями кандалов, что повесили на мои слабые женские рученьки. Получалось довольно плохо, но мне это и было нужно, ведь охранник, что меня сюда притащил, крайне грубо обошелся со мной, сломав мне пару ногтей, и глубоко поцарапав колено, и я решила ему отомстить, устроив сымпровизированный концерт.
«Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,» – не унималась я, голося во все горло, но охраннику, видать нравилось мое выступление, так как он и не думал реагировать.
«Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!»» – со психа я кинула кружку в дверь, которая тут же открылась, пропуская в помещение охранника и еще одного индивида, на котором, в отличии от первого, шлема не было. Это был тот самый мужчина, что приказал посадить меня в темницу.
– Когда ее уже судить будут? Еще немного, и я ее сам приговорю к казни! Она орет страшные вещи про орлов-людоедов. – пожаловался мужчина.
– Выводи ее. Как раз ее очередь подошла.
Охранник молча открыл дверь темницы, схватил меня за цепи кандалов, и потащил волоком куда-то. Но я не сдавалась, и стала петь еще громче:
«Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!…»»
Охранник тяжело пыхтел и бурчал под нос проклятия, а мужчина, идущий позади нас, морщился. Пение мое им явно не пришлось по душе, что меня безумно радовало.
Вместо награды за концерт меня больно потащили по ступеням вверх, делая так, чтобы я ударилась о каждую. На вершине лестницы я петь прекратила, волком уставившись на своих тюремщиков. Вскоре каменная кладка пола сменилась блестящим, начищенным мрамором, а еще немного погодя и вовсе дорогим зеленым ковром с высоким ворсом, по которому ехать на пятой точке было одним удовольствием.
Меня без церемоний поставили на колени посреди чудесного, зала, где перед большим, массивным столом из красного дерева с позолотой и фигурной резьбой, восседал неизвестный мне мужичек, которому на вид было лет так сто. Он был элегантно одет во что-то, отдаленно напоминающее камзол, и что-то писал, не замечая, что творится вокруг.
– Уважаемый. – обратился мой пленитель. – Вот та самая человечка, что утром обманула купца на площади, подсовывая ему монеты своей страны и обманом проникшая в город.
Мужичек громко вздохнул, поднимая свои бледные глаза сначала на мою охрану, а потом и на меня:
– Почему же обманом?
– Она знает эльфийский.
– Откуда ты знаешь наш язык, дитя?
– Не знаю… Само как-то получилось…
– Само говоришь? – мужичок встал со своего места, подошел ко мне. Заглянул в глаза, осмотрел мои руки и, почему-то ноги до щиколоток, а затем произнес. – Очень интересно…
– Что интересно? – моему пленителю явно не нравилось, как медленно работает этот мужичек, но вслух он этого не говорил. Видать, уважал его.
– Она волшебница, заклинательница рун. – лукаво подмигнул он мне, садясь на свое место.
– Да быть того не может! Они ведь так редки.
– Да-да, все верно. Но тем не менее, она – заклинательница рун. Правда еще неопытная, знает немного, но это она…
– Каковы будут распоряжения?
Дослушать распоряжения охранники не успели, раздался звук горна, что разнесся по всем его коридорам.
– На нас напали! – заорал мой пленитель, убегая в сторону большой дубовой двери. Мой второй охранник, не отпуская мои кандалы побежал за ним, плюхая меня снова на пятую точку. Мужичок мило улыбался, помахивая мне рукой в жесте прощания, и, почему-то, подмигивая.