Легенды и мифы о Пушкине

Прежде всего обращает на себя внимание усиленное педалирование национально-патриотической тематики. Например:

Он понял — прозорливый гений,
Ложь иноземных заблуждений,
Пути родные отыскал,
Он верил в русскую державу,
Нам уготовил нашу славу…

(А. Гангелин. «Памяти Пушкина»)

Как славен и велик народ,
Среди которого явился
Великий, истинный поэт,
И с ним впервые засветился
В окошке русском русский свет!

(Д. Минаев. «Поминки»)

Постоянны декларации типа:

Твой всеобъемлющий и чисто русский гений
Своеобразен и велик,
Как Русь сама!

(О. Чюмина. «К пятидесятилетней годовщине смерти А. С. Пушкина»)

Как Пушкиным прославлена Россия,
Так Пушкина прославит и она.

(В. Мазуркевич. «К столетию дня рождения А. С. Пушкина»)

Нужно сказать, что за всем этим барабанным боем было и некое живое чувство: величие Пушкина воспринималось как залог возможного величия России и поэтому становилось моральной опорой для интеллигенции, не уверенной в будущем своей страны. Показательно, что в этом духе высказывались и такие поэты, как А. Н. Майков:

Мы приветствуем тебя —
Нашу гордость — как задаток
Тех чудес, что, может быть,
Нам в расцвете нашем полном
Суждено еще явить!

Характерный для поэтических обращений к Пушкину патриотический пафос очень часто сочетается с официозными декларациями. Вот характерные образцы:

Ты пел народы и царей, —
Всем доброе внушал,
<. . . . . . . . . . . . . .>
Любил ты наш простой народ —
И сам любовь снискал.

(И. Румянцев. «Пушкину»)

И в час последний, в час свободы,
Кончая жизненный урок,
Он «символ» произнес народа:
Россия, царь земной и Бог!^[229]

(М. «У подножия памятника»)

Следует отметить, что Пушкин настойчиво именуется «учителем». Постоянны обращения: «учитель дорогой», «великий наш учитель» и т. п. Пушкин, как известно, всегда решительно возражал против навязывания литературе «учительских» функций и тем более отказывался принимать их на себя. Но инерция общественного сознания, воспринимающего великих поэтов и писателей как «учителей» и «идейных вождей», пересиливала, заглушала его совершенно недвусмысленные заявления и поэтические декларации. Наперекор им потомки уверенно заявляют: «Ты знал, что в будущем тот славный день придет, / Когда учителя найдет в тебе народ»^[230]. Некоторые разногласия имели место лишь по поводу того, пришел ли уже этот день, или он еще в будущем и является желанной целью. С этим связана и весьма прагматическая интерпретация понятия «поэт-пророк». Пророк понимается, в сущности, как предсказатель будущего, вплоть до конкретных событий. Здесь богатый материал давала авторам отмена крепостного права по инициативе Александра II, что явилось как бы исполнением пушкинского пророчества: «…. и рабство, падшее по манию царя». В отношении дальнейшего осуществления пророчеств мнения авторов находятся в прямой зависимости от их собственных упований и политической ориентации. Если одни убеждены, что «славянские ручьи сольются в русском море», то другие верят, что недаром поэт «прославил свободу».

229

Стихотворение Мазуркевича цитируется по кн.: Памяти А. С. Пушкина / Сост. А. В. Колчин. СПб., 1900. С. 71; все остальные стихотворения цитируются по кн.: Русские поэты о Пушкине / Сост. В. Каллаш. М., 1899. С. 168–169, 198, 210, 247, 315–316, 328.

230

Маркярон. Ты памятник себе воздвигнул превосходный… // Русские поэты о Пушкине. С. 188.