Масонскую эмблематику печати (циркуль, во всяком случае) можно объяснить куда проще — в полном соответствии с текстом «диплома». Он послан «от имени» Д. Л. Нарышкина, который сам был масоном: мастером в петербургской ложе «Северных друзей» (19-й ложе «Астреи»), а позже в московской ложе «Сфинкс»[348].
Для пущей «убедительности» пасквилянт и мог припечатать разосланные «дипломы» соответствующей печаткой.
Так кто же был главным интриганом дуэльной истории? Пушкин был убежден, что им являлся барон Геккерн. И эта уверенность была прочной и взвешенной. Если вызов Дантеса на дуэль после полученного 4 ноября 1836 г. пасквиля можно еще объяснить эмоциональным взрывом, то письмо барону, написанное спустя два с лишним месяца, так не объяснишь. Мы не знаем всех доводов Пушкина на этот счет. Нельзя сомневаться, однако, что они были достаточно серьезны. Выдвигая новые версии дуэльной истории, приведшей к гибели поэта, мы должны отдавать себе отчет, что каждая новая из них является по отношению к Пушкину версией обвинения (ведь тогда его вызов был не по адресу!). Это вовсе не значит, что поиски в этом направлении нужно навсегда прекратить. Но обнародовать можно только твердые результаты, а не зыбкие предположения.
И уж совсем противопоказана науке мифология, которая ищет не истину, а врагов и благодетелей, преимущественно призрачных.
М. В. Строганов
«…Вампиром именован…»
Пушкинское стихотворение 1829 г. «Подъезжая под Ижоры…» почти не привлекает внимания исследователей. Обычно сообщается, что оно «обращено к шестнадцатилетней Екатерине Васильевне Вельяшевой, двоюродной сестре Ал. Н. Вульфа, которую Пушкин встретил в Старице и в Павловском, тверском имении ее деда Павла Ивановича Вульфа»[349]. Не учитывается, как правило, давно сделанное Т. Г. Цявловской замечание, что вчерне написанное 18 января — 17 февраля 1829 г. (время возвращения Пушкина с Ал. Н. Вульфом в Петербург) стихотворение было переработано вновь в Тверской губернии осенью 1829 г. Стихи 5–10, в частности, написаны между 16 октября и концом ноября (III, 1177)[350].
Важное само по себе, это замечание помогает осмыслить одну существенную деталь текста. Пушкин сообщает:
Здесь следует особо комментировать слово «вампир», ибо трудно предположить, что оно использовано в своем прямом значении: кровопийца, вурдалак. Что же тогда значит это слово?
Приглядимся к сохранившимся черновым автографам этого места. Сначала было:
а потом Пушкин переделывает текст:
Ловлас — герой романа С. Ричардсона «Кларисса». Это не просто повеса, это хитрый обольститель женщин, сердцевед и сердцеед. Родственным ему героем был и Вампир.
В главе третьей «Евгения Онегина» Пушкин уже упоминал этого героя:
К этому месту Пушкин сделал примечание: «Вампир, повесть, неправильно приписанная лорду Байрону» (VI, 193). Однажды в дружеском кругу Байрон сочинил начало романа «Вампир» (1816), а его собеседник врач Дж. Полидори создал на основе этого фрагмента повесть «Вампир» (1819), приписанную Байрону. Байрон был возмущен этим и опубликовал начало своего незаконченного романа[351]. Вампир Байрона — Полидори и есть пожиратель женских сердец. Как сказано в тексте самой повести, он «питался жизнию прекрасной женщины, для того чтобы продлить свое существование на следующие месяцы»[352].
348
См.:
349
Надо указать, впрочем, что Павел Иванович Вульф был не дедом Катеньки Вельяшевой, а ее дядей, братом матери — Наталии Ивановны, урожденной Вульф.
350
Очевидно, не будет большой натяжкой утверждать, что и последнее четверостишие:
создано также осенью 1829 г. в Павловском, ибо трудно предположить, что в начале 1829 г. Пушкин твердо планировал вторичную поездку в имения Вульфов, и именно «через год». Скорее всего это «предсказание» сделано задним числом.
351
См. об этом:
352
Вампир: Повесть, рассказанная лордом Байроном / С приложением отрывка из одного недоконченного сочинения Байрона; (С английского) П. К. М., 1828. С. 24.