Исаакиевская деревня
Так несколько поколений петербуржцев называли строительную площадку, многие годы существовавшую вокруг Исаакиевского собора.
Первый камень в фундамент ринальдиевского собора был заложен в 1768 году, а освящение монферрановского состоялось в 1858-м. Три поколения петербуржцев были свидетелями небывалой стройки. Многие из них ушли из жизни, так и не подозревая, что первый собор не достроят в мраморе, а второй вообще разберут до основания и на его месте начнут сорокалетнюю эпопею по возведению третьего.
Кирпичная кладка, появившаяся в царствование Павла I, действительно не соответствовала парадной застройке центральной части Петербурга. В 1809 году Александр I объявил конкурс на проектирование нового Исаакиевского кафедрального собора, торжественная закладка которого произошла 26 июня 1818 года. Проект создал молодой французский архитектор Огюст Монферран, за два года до этого приехавший в Россию. В 1820 году он опубликовал альбом чертежей собора, в которых допустил ряд грубых ошибок и технических просчетов. Это вызвало резкую критику проекта со стороны ведущих петербургских архитекторов. Был создан специальный комитет по рассмотрению претензий к «императорскому архитектору». Комитет признал проект Монферрана неудачным и по распоряжению Александра I в полном составе принял участие в его исправлении. Строительство приостановилось и возобновилось только через пять лет.
Учитывая особенности петербургской почвы, в основание фундамента забили 10 762 сваи. Только через три года началась изумившая и восхитившая современников установка колонн, каждая из которых весом 114 тонн и высотой 17 метров поднималась и занимала свое место при помощи специальных кабестанов (рычагов) всего за 45 минут. Довольно оригинальной особенностью строительства стала установка колонных портиков при полном отсутствии стен собора. Затем возвели стены, увенчанные купольным барабаном из 24 колонн, поддерживающих сам купол. Один только процесс золочения купола, колоколен и крестов продолжался восемь лет.
Во внутренней отделке собора принимали участие лучшие скульпторы и художники того времени. 103 росписи по штукатурке и 52 стенные картины выполнили К.П. Брюллов, Ф.А. Бруни, П.В. Басин и другие. 350 рельефов и статуй как внутри, так и снаружи созданы по моделям П.К. Клодта, И.П. Витали, Н.С. Пименова и других крупнейших мастеров XIX века.
Смерть Монферрана
Согласно давнему предсказанию, Монферран должен был умереть сразу после окончания строительства Исаакиевского собора.
В наружном скульптурном оформлении Исаакиевского собора есть группа святых, поклоном приветствующая появление Исаакия Далматского. Среди них находится и скульптурное изображение Монферрана с моделью собора в руках. Во время освящения храма один из приближенных царя обратил внимание Александра II на то, что все святые преклонили головы перед Исаакием, и только архитектор, преисполненный гордыни, этого не сделал. Император ничего не ответил, однако, проходя мимо Монферрана, руки ему не подал и слова благодарности не проронил. Зодчий не на шутку расстроился, ушел домой до окончания церемонии, заболел… И через месяц скончался.
Монферран действительно умер через месяц после торжественного открытия собора в возрасте 72 лет, более половины которых отдал строительству главного храма Петербурга. Уверенный в посмертной славе, он задолго до конца жизни начертал на своем гербе девиз: «Не весь умру». А в 1835 году составил завещание, в котором просил о «всемилостивейшем соизволении, дабы тело [его] было погребено в одном из подземных сводов <…> церкви» (Исаакиевского собора), как это было издревле принято в Европе. Однако Александр II решил, что для архитектора, хоть и придворного, это слишком высокая честь. И хотя всего за месяц до этого Монферрану была пожалована золотая медаль с бриллиантами и сорок тысяч рублей серебром за строительство Исаакиевского собора, гроб с телом зодчего лишь обнесли вокруг собора и затем установили в католической церкви на Невском проспекте. Вскоре вдова зодчего увезла тело мужа на родину во Францию.
Чернильница
Так называют Исаакиевский собор за сходство его силуэта с огромным чернильным прибором.
Теперь, по прошествии стольких лет, когда страсти более или менее улеглись, можно только догадываться, что «чернильница» далеко не единственное и не самое обидное прозвище, брошенное в громаду собора.
Появление Исаакиевского собора в ансамбле главных площадей сразу же вызвало общественный протест, переросший в полемику, длящуюся до сих пор. Особенно острое критическое отношение к нему было среди современников Монферрана, затем оно начало постепенно затухать, чуть ли не через сто лет неожиданно ярко на короткое время вспыхнуло вновь во время пресловутой борьбы с космополитизмом и, наконец, вовсе исчезло в наши дни, когда в десятках путеводителей и буклетов, проспектов и открыток собор предстает чуть ли не символом Петербурга, чуть ли не его архитектурной характеристикой наряду с Адмиралтейством и Медным всадником, решеткой Летнего сада и Стрелкой Васильевского острова. И если говорят о недостатках собора, то вскользь, мимоходом и так непропорционально мало, что это бесследно растворяется в море восторженных эпитетов. Между тем, по мнению многих исследователей, масса собора, удручающе огромная, несоразмерная ни с человеком, ни с окружающими постройками, не может считаться признаком хорошего тона в городе, где именно эти качества всегда ложились в основу всякого проектирования. Да и соотношение объемов собора между собой не поддается никакой логике. Так, прекрасный сам по себе вызолоченный купол покоится на очень высоком по отношению к основному объему барабане, отчего купол не кажется ни величественным, ни монументальным. А посаженные по сторонам барабана курьезные колоколенки вообще представляются карикатурой на традиционное русское пятиглавие. Собор, как отмечают почти все источники до 1950-х годов, излишне темен, удручающе тяжел и грузен в своей пышности. В 1913 году отрицательное отношение к собору выразил и авторитетный В.Я. Курбатов.