Выбрать главу

А иногда можно увидеть красивую белую мглу, которая поднимается и нависает над вершиной Моруменди, а потом растворяется в воздухе. Если, увидев эту мглу, некоторые начинают тревожиться, эта тревога очень скоро уступает место проблескам надежды, которая вселяется в их сердца, и они радуются появлению благодетельной дамы, приход которой означает, что близятся испытания, но она поможет преодолеть их. Это она – добрая дама! Это добрая дама! слышится из уст, благословляющих героическую деву, которая, пожертвовав ради престарелого отца своим счастьем, любовью и самой жизнью, закончила свои одинокие дни в молитвах на скалистой вершине Мораменди.

Горделивым душам жестоких дочерей всегда сопутствуют предвещающие бедствие черные тучи.

Призраки невинных дев появляются вместе с легкой мглой, светлой, как их чистые души, и несут надежду и спокойствие.

Дама с Амбото символизирует неблагодарность, тщеславие и злодеяние, а ее дух постоянно предается проклятиям.

Дама с Моруменди символизирует самопожертвование, добродетель, невинность и ее окружает всеобщая любовь.

То, что все это фантастично и абсурдно, не вызывает сомнения. Но для двадцати поколений басков нравственные наставления были записаны на облаках, висящих над вершинами Амбото и Моруменди.

И точно также в основе всех остальных сохранившихся преданий обнаруживается или моральное наставление, или священный культ домашнего очага, или страстная любовь к здешним горам. Иными словами, три величайшие и самые чистые из человеческих чувств – любовь к Богу, любовь к дому и любовь к стране, – это те великие добродетели, которыми римляне восхищались у басков двадцать столетий назад. Эти добродетели были отличительной чертой народа в течение многих веков и по-прежнему будут проявляться у грядущих поколений, хотя, к сожалению, без кипучей энергии их предков.

И, быть может, – да и кто бы в этом усомнился? – именно народные легенды помогли баскскому народу сберечь свой яркий и выразительный характер и сохранить до настоящего времени, как единственному из всех древних народов, свой язык, обычаи и тот дух, который так выделял его среди богатых древних империй, воспоминания о которых быстро стерлись из человеческой памяти.

И сегодня песню Ганнибала, которую наши предки пели тридцать веков назад, или песню Лековиде времен Августа Октавиана, или песню Альтабискара времен Карла Великого поймет даже самый простой пастух, как будто бы она была написана специально для него. А с другой стороны, какой народ в наши дни поймет саги скальдов, песню о Нибелунгах или песнопения древних армян? Лишь немногие ученые мужи, которые выбрали давно несуществующие языки объектом своих исследований. И это связано не только с тем, что язык того времени сохранился до наших дней, а также и с тем, что сохранился тот дух, который отличал этот народ от других народов; и в наши дни баски думают, чувствуют и живут также, как и в давние, славные времена.

Но каким другим способом, если не из преданий, мы узнаем имена героических вождей этого воинственного народа – Лековиде, Учине, Лартауне,– которые вносили смятение и ужас в самое сердце гордого Рима?

Где в исторической науке сохранились имена Хернио, Гуруцета, Оро-вьок, Бецаиде и многие другие?

Что лучше, чем Песнь Алоса, сможет объяснить впечатляющий ритуал и эмоции, связанные с траурной церемонией Гау-ильа?

Поистине можно сказать, что народ, который накопил и сохранил наибольшее число преданий, баллад, народных легенд, должен обладать и наиболее полной историей.

По этой причине во всех германских государствах работы в этой области знаний велись с интересом и прилежанием, а во Франции к тому же и с национальным воодушевлением.

Поэтому, если эти исследования считаются настолько важными у двух великих наций, которые возглавляют мировые литературные движения и, кроме того, обладают великолепными и многогранными историческими работами, написанными совершеннейшими интеллектуалами, со всеми философскими условиями, которых требует современная критика, то по какой причине это должно быт запрещено такому народу, как баски, у которого нет ни летописей, ни архивов, ни рунических надписей и никаких других обязательных элементов, необходимых для такой обширной работы, как та?