Подошло время завтракать, а бабеночка пропала
куда-то. Вернулась и сказывает:
— На речку искупаться да умыться сбегала. Я и
дома так, завсегда на речке умываюсь!
За стол все сели, за еду принялись. Тут приметил
Вихорек, что у бабеночки Диканьки один палец на
правой руке совсем короток, как обрубленный. И Ма-
рийка то приметила и спрашивает:
— А что у тебя было с пальчиком-то?
— Давно по зиме обморозила, отболели сустав-
чики да и выпали!
Позавтракавши, бабеночка уходить засобиралась,
а сама все на душегрею поглядывает да и говорит
несмело:
— Ах, так бы и примерила!
— Так примерь давай! — разрешают хозяева.
Надела гостья душегрейку, оглядывается, ручкой
гладит, любуется.
— Как на нее шита! — дивится Вихорек.
И так она ему в тот час понравилась — век бы
глядел. Головка небольшая, шейка длинная, станом
ладная, гибкая да стройная, ручки, ножки малень-
кие, а глаза — ну как черные смородинки. Залюбо-
вался на Диканьку зверолов Вихорек. А она все одеж-
кой любуется, да и скажи:
— К такой бы душегрейке да такую же шапку!
А Марийка в ответ:
— А шапочка пока по речке Боровице бегает.
Вздохнула невесело гостья, душегрею сняла, на
место повесила.
— Ну, мне пора и по ягодки, загостилась у вас,
люди добрые!
— Другой раз опять к нам заходи!
Вот и ушла бабеночка Диканька, бурой одежкой
по тропинке помелькала и в сосновом бору пропала.
Марийка о ней скоро забыла, а у Вихорька заноза
в сердце осталась. Заноза острая, как ноготок зве-
рушки с речки Боровицы. И во сне и наяву мерещи-
лось, по вечерам на тропинку поглядывал, все ждал,
не идет ли бабеночка из деревни Подбережинки.
Вот как-то сидели они с Марийкой на крылечке,
бабье лето встречали, солнышко на отдых провожа-
ли. Над луговинами паутинки плыли, по небу обла-
ка, как конские гривы от леса до леса. В полях ти-
шина. Глядь, от леса по тропинке она, та бабеночка
Диканька, легкой походочкой идет, головкой пово-
дит, по сторонам глядит, словно дорогу примечает.
В той же бурой кацавеечке, домотканом платьице, в
чувяках мягких кожаных. А за спиной кузовок лу-
бяной. И смело к знакомому крыльцу подошла:
— Переночую у вас, коль позволите, завтра брус-
нички наберу да и домой пойду!
Удивилась Марийка: «Видно, совсем бабе делать
нечего, что за такую даль за брусникой идет!» И
спрашивает:
— Али у вас и брусника не выросла?
— Не выросла, милая, холодным утренником на
цвету сожгло!
— Ладно, ночуй! — говорит Марийка. И на му-
женька глянула.
А он, как подмененный, столбом стоит, расцвел
от радости, гостью взглядом обнимает.
Ну, как и в первый раз, ужином бабеночку почес-
тили, мягкую постель в горнице постелили. Утром,
пока Марийка печку топила да завтрак варила, гос-
тья опять куда-то пропадала. Вернулась, сказывает:
— На речку умыться да искупаться бегала!
Подивилась Марийка:
— Скоро зима, а она купается. Вот штучка-то!
После завтрака Диканька в лес засобиралась, а
сама опять на душегрейку заглядывается:
— Ой, как примерить хочется!
— Сними да примерь, — неохотно отвечает Ма-
рийка, — она от того не износится.
Вот подошла бабеночка к душегрейке и, до того
как со стены снять, каждую шкурку ручкой погла-
дила. А как оделась в нее, загляделся Вихорек на эту
красотку залесную. Ну так бы и обнял! А в голове
мыслишка гнездится: «И где я раньше видел ее, эту
головку, глаза и повадку нездешнюю!»
— Славная одежинка! — молвила бабеночка, сме-
ло глядя в глаза хозяину. — Жаль, что шапка по
Боровице бегает, вот бы нарядилась твоя женушка!
Сказала так с грустью в голосе, душегрею сняла,
на место повесила. Попрощалась с хозяевами и рез-
вой походкой пружинистой по тропинке к лесу по-
шла. Вихорек как завороженный ей вслед глядел,
пока Марийка не окликнула:
— Сглазили, что ли, тебя? Как есть одурел!
Среди осени, перед морозами, опять пришла эта
гостья из закерженской деревни Подбережинки. Яви-
лась в самые сумерки, когда вокруг затихло все,
только сосновый бор нашептывал что-то недоброе. И
опять ночевать просится:
— Не откажите последний раз, завтра чуть свет
уйду! Надумала вот клюковки до стужи в болоте по-
брать.
В той же бурой кацавеечке, в том же скромном
платьице, в чувяках на босу ногу, а голова мокрая.
Марийка допытывается:
— Видно, и клюква у вас там не выросла?
— По лету все болота дождями залило — не вы-
цвела!
— Да ты, знать, выкупалась?
— Да, чтобы пыль да усталость посмыть.
Ничего больше не сказала Марийка, только голо-
вой покачала. Но приметила она, как Вихорек гостье
обрадовался. «Как подменили, так и разгорелся весь».
Без большой охоты бабенку ужином почестила и спать
мягко в горнице постелила. Вот спать полегли и за-
снули все. Только видит под утро Вихорек, как ба-
беночка Диканька с постели поднялась, тихонечко к
душегрее подкралась и начала каждую шкурку руч-
кой оглаживать и грустно так наговаривать, словно
кошечка мурлыкать. И лицом к душегрее прижима-
лась и будто плакала. Потом к Вихорьку подошла,
склонилась над ним и зашептала жарко так да лас-
ково: «Ну, прощай Вихорек. Трижды навещала твой
дом, чтобы отплатить тебе злом за то, что ты погубил
племя мое. Но за доброту твою да за приветливость...»
Тут заговорила Диканька что-то невнятное, еще ниже
склонилась над ним и на прощание обняла его руч-
ками крепко-накрепко, и так Вихорьку любо да слад-
ко стало, что раскинул руки широко — и проснулся.
И Марийка проснулась. В окна утро заглядывало,
а бабеночки в горнице не было.
— Видно, совсем ушла. И душегрейки что-то не
померила! — с насмешкой сказала Марийка.
Но ничего не молвил Вихорек. Только прикоснул-
ся рукой к жениной одежке, и показалось ему, что
она от слез Диканьки еще не высохла, а на тропинке
к сосновому бору следы от кожаных чувячек стежкой-
дорожкой до самой речки Боровицы.
Надолго и накрепко стал задумываться зверолов
Вихорек. По вечерам на тропинку поглядывал, ждал,
не покажется ли Диканька из Подбережинки. Марий-
ка, жалеючи, журить его начала:
— Как ведь затуманился, присушила, видно, она
тебя?
А холодный ветер не давал покоя сосновому бору.
И шумели великаны сосны сумрачно и тревожно, на-
гоняя тоску. Собрался Вихорек наскоро и ушел из
дома Диканьку искать. За неделю исходил он края
и урочища от Боровицы до Черного Луха, от Узолы
и до Керженца и не нашел деревню Подбережнику,
только и слышал от людей в ответ:
— Да нет такой деревни, не слыхано!
Вернулся домой худой да оборванный. Мало-по-
малу образумился и отправился на зимний промысел
в избушку на реке Боровице.
И было так с ним кажинный год. До поры до вре-
мени мужик-мужиком, зверолов умелый да удачли-
вый. Но как запоет невесело сосновый бор под ветром
осенним, сиверком, забеспокоится вдруг Вихорек,
бросит дела домашние и уходит на много дней за реч-
ку Керженку искать деревню Подбережинку.
А среди людей молва ходила, что зверолов Вихо-
рек одиночеством переневолился, когда подолгу в
зимнице жил и выкуп за невесту добывал.
Эта сказка нигде не
записана — ни на камне, ни на коже, ни на бересте*
Ее в нашу сторону скворцы на крылышках принесли.
А в лесной стороне всякая старина крепче держит-
ся — и сказки, и сказания, и приметы, и обычаи. В