— Может быть, ей тоже нужен был кто-то, с кем можно говорить о чем угодно? — спросил я, вдыхая аромат распаренного смородинного листа — из своей чашки и можжевельника — от горящего много лет назад костра.
— А потом я взяла три обрывка этой самой карты и попросту перерисовала их на один лист пергамента, — негромко рассказывала Лара.
За тонкими матерчатыми стенами палатки шумел ночной лес, а внутри свечной огарок разбрасывал во все стороны причудливые тени. Лара сидела, поджав ноги по-жарандийски, и зашивала рукав его рубашки, который он распорол о сук, когда собирал сушняк для вечернего костра. Ларен лежал рядом, подперев голову рукой, и неотрывно смотрел на нее.
— Посмотрела внимательно и вдруг очертания побережья показались мне знакомыми. Тогда, представь, я прямо ночью пошла в библиотеку. А там библиотека, скажу тебе, не то, что наша — там она по ночам закрыта. Меня не пустили внутрь, представь! Сказали приходить утром. Пришлось ночевать у входа, но утром я таки добралась до стеллажа с атласами и, перерыв их, все-таки нашла! Так что я теперь знаю, где Архлантида находится, вот только побывать там вряд ли выйдет — она под водой.
— Есть же заклинания подводного дыхания, — напомнил Ларен.
— Я тоже думала об этом, — сказала Лара, — может быть, когда-нибудь, я и отправлюсь туда…
— Возьмешь меня с собой?
— Ну конечно… так, я закончила… туши свечу…
Свеча погасла, и стало совсем темно, а там где нет света, нет и теней.
— Сама экспедиция получилась очень удачной, хотя, конечно Истинный Лесоград мы не нашли, — продолжал рассказывать Ларен. — Скажу только, что по моей части удалось раскопать девятнадцать прекрасно сохранившихся глиняных табличек с письменами, причем написанных на языке, которого я тогда еще не знал. Их расшифровка заняла у меня шесть лет, представьте себе! Но это позже, а тогда я жил как в прекрасном сне, так что эти успехи значили для меня не слишком много на фоне того сокровища, подлинного сокровища, что я нашел в Лунарийском лесу. Но ничто не вечно, пришло время возвращаться в Ицкарон. А уже по прибытии нам пришлось расстаться. Ненадолго, как я думал.
— Думаю, это займет не больше месяца, — говорила Лара, сидя за столиком летнего кафе в городском парке. — Максимум — полтора.
— А вместо тебя не может поехать кто-нибудь другой? — спрашивал Ларен. — Арника, например. Или эта ваша младшая… ведь это она оборотень, а не ты, в конце концов.
— Арника такими вещами давно не занимается, а что до Миневры, то мы как раз и собираемся ехать вместе, — объясняла Лара. — Представлю ее ребятам, а потом странствующей жрицей станет она, и я смогу, наконец, заняться археологией серьезнее. Вместе с тобой. Поверь мне, в этот раз нам лучше ехать вдвоем, оборотни просто так никого не признают, а она слишком молода и может наделать ошибок. Почтовые вороны летают оттуда нерегулярно, но я буду писать тебе так часто, как будет возможно.
— Собственно, больше я ее и не видел. — Голос Ларена будто вмиг постарел, вернее, постарел его хозяин. Слова получались тяжелыми, глухими, этот момент эльфу было очень тяжело вспоминать.
— А что случилось?
— Прилетел почтовый ворон…
Хрустальная ваза разлетелась мелким крошевом. Вслед за ней о стену ударился стеклянный кувшин, который отчего-то разбиваться не пожелал, но зато обильно оросил окружающее пространство своим содержимым — смородиновым морсом. Полетели со стола книги и древние свитки, на толстом жарандийском ковре расползалось чернильное пятно…
— Подстилка волколакская! — цедил он сквозь зубы, размазывая кружевной манжетой слезы. — Ненавижу!
— «Спешу сообщить, что наши планы накрылись гномским тазом. Никаких экспедиций в ближайший год, я жду ребенка. Представляешь? Я счастлива». Вот так и было написано.
— Хм. И вы решили, что этот ребенок не ваш?
— Знаете, сколько шансов у человеческой женщины зачать ребенка от эльфа?
— Пятьдесят процентов, — ответил я, — либо да, либо нет. Это, конечно, если божественные влияния не учитывать. Раста, знаете ли, очень внимательно следит, чтобы жрецы и жрицы других богов не остались без потомства. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.