Разъярилась Волна пуще прежнего, униженная перед Лукавой Сиху.
– Уговор есть уговор, неси сюда корзину!
А Лукавой Сиху только того и было надо. Не успела Прибрежная Волна успокоиться и согнать с себя белую пену, как девушка вернулась с корзиной, на ходу ее доплетая.
– Вот, да хорошенько ее омой!
Взревела волна так, что скалы вдали зарокотали, ударила со всей силы по дну корзины… да так в ней и осталась.
Потому что не было во всем племени девушки красивее Лукавой Сиху, смешливее и талантливее. Чтобы спасти любимого, сотворила она настоящее чудо – сплела такую корзину, сквозь которую и вода не смогла пройти.
– Будешь знать, как воровать чужих женихов! – воскликнула Лукавая Сиху и понесла корзину к лесу.
Взмолилась тут прибрежная волна:
– Не губи меня, Лукавая Сиху! Свободен твой Нуто, не трону я его больше!
– Нуто не тронешь, а племя голодом заморишь! Знаю я тебя: затаишь обиду, и не видать нам рыбы!
Лукавая Сиху знай себе шла прочь от берега.
– Буду пригонять косяки вдвое больше прежнего!
– А жемчуг и раковины? Все себе заберешь, нам ничего не оставишь! Все тише становился рокот океана – Лукавая Сиху шла вперед без оглядки.
– Ты женой не успеешь стать, а я тебе на каждую волосинку по жемчужинке отыщу!
Остановилась Лукавая Сиху в паре шагов от леса.
– Так уж и быть, отпущу тебя, но помни: мой Нуто!
…До сих пор слагают легенды о свадьбе Нуто и Лукавой Сиху – о столах, что ломились от рыбы с икрой, и о косах невесты, до того увитых жемчугом, что пришлось подружкам их придерживать.
Тем подружкам жемчужины и достались: со дня свадьбы и до самой смерти не притрагивалась Лукавая Сиху к рыбе и не носила на шее раковины – не могла Прибрежная Волна подарить ей ничего дороже их жизни с Нуто.
Оставила после себя Лукавая Сиху красивую сказку, добрую память и секрет плетения корзин, которые не то что воду – счастье удержат.
Дочь Тандербёрда
Юный Кватко поднимался все выше и выше в горы. Остались позади родной скалистый пляж и ровный гул океана. Закончились ельники, по которым ему так нравилось пробираться, ощущая, как пружинит под ногами усыпанная иглами земля. Давно исчез запах дымка́ от деревень, лишь ветер дул ему в лицо, иногда принося медовый аромат цветочных полян.
Кватко шел вперед и боролся с собой. Больше всего ему хотелось схитрить и повернуть назад. Ну кто об этом узнает?.. Неужели оно стоит того – замерзнуть здесь, сбиться с пути и одичать из-за глупого спора?
Подумаешь, пообещал, что изготовит себе копье из ветви самой высоко растущей сосны! Сосен этих вокруг – не перечесть, махнул топориком – и в обратный путь. Кватко еще мог представить, что Лони и Макки увязались за ним следом, чтобы убедиться: он точно ушел, а не обманул их и спрятался в скалах. Но вот что они полезут за ним в горы…
«Кто узнает? Я! Я буду знать», – снова и снова повторял себе юноша, забираясь все выше.
Не получится верного копья, если начать его со лжи. Пока вырезать будешь, всю кожу с ладоней снимешь. А потом оно подведет, непременно подведет: мимо врага пролетит да соплеменнику в спину вонзится… и добро бы тем соплеменником оказался Лони. А если отец или брат?
Нет, Кватко – дурак, конечно, что в спор этот ввязался, но попусту рисковать не станет.
Вот и взбирался юноша все выше в горы. Ночами жег костры и укрывался листьями папоротника, днем шел, опираясь на выпрошенную у старого кедра палку. Нельзя лес калечить без спросу – этому Кватко еще в детстве крепко выучили. Если дерево гибнет, чтобы из него дом возвели или каноэ построили, – это доброе дело. Старая сосна, зная, что под корень ее рубят ради того, чтоб новую жизнь подарить и почести ей оказать, не разозлится. Весло само станет ложиться в руку, стены дома надежно сберегут от ветра. А вот если дереву просто так сучья ломать да ветви рубить, оно обидится, и будут стрелы мимо цели лететь, а каноэ – воду черпать. Надо с деревом поговорить сначала, про нужду свою рассказать, помочь ему чем: рассохшуюся ветвь бережно срубить, короеда спугнуть. Вот и посох свой Кватко не силой взял, а добротой: птенчика у земли нашел и в гнездо вернул. И птичке меньше забот, и кедру – старики малышей любят, это все знают.
Очередной день пути клонился к вечеру, когда в нос Кватко впервые за долгое время ударил очень знакомый, а оттого совершенно неожиданный запах: где-то поблизости жарили мясо. Юноша застыл на месте в нерешительности – соплеменникам здесь делать нечего, один он такой дурак, а людям племени нутка и подавно. Вражда между ними и квилетами давно себя исчерпала, и бояться Кватко было вроде нечего – что с него взять, кроме рубахи со штанами и топора? Но все равно юноше было не по себе.