Седьмой круг Митчелл закончил, отрываясь от Байрона на четыре корпуса.
Если бы Байрон ехал налегке — в одиночку, с пустым баком, он бы победил запросто. Так мне показалось в тот момент. Но всё было против него — возраст машины, её класс, её вес. А Митчелл снова немного расслабился, вошёл в ритм. Он мог себе это позволить.
Вероятно, толпа в тот момент скандировала: «Митчелл! Митчелл!» — но за рёвом моторов этого было не услыхать.
Миновали восьмой и девятый круги, наступил десятый. Митчелл пересёк линию старта на три корпуса раньше Рэда.
В этот момент я почувствовал какие-то изменения. Я посмотрел на Рэда и понял, что он снова расслаблен — как в самом начале. Он опять сидел ровно и держал руль свободно, не сжимая его изо всех сил. И уже на пути вниз он легко отыграл эти три корпуса.
Проблема заключалась в том, что все предыдущие круги Митчелл заканчивал раньше Байрона. Чтобы успеть первым пересечь линию финиша, Рэду нужно было набрать минимум четыре корпуса преимущества перед последней прямой. Как он собирался это сделать, я не понимал.
Более того, он не стал обходить Митчелла на последней, ведущей вверх серии поворотов. Он держался позади, и мне показалось, что он хочет выйти на прямую одновременно с «Корветтом». Но это было заведомым проигрышем!
Лишь после финиша я понял, что вся гонка была не более чем игрой кошки с мышью. Я думаю, Рэд мог бы привезти Митчеллу круг, а то и больше. Но он издевался над парнем, позволяя тому поверить в возможность победы.
Оставался последний поворот — и всё, финишная прямая. Проигрыш, второе место, прощай, «Олдсмобиль». Рэд держался вплотную за Митчеллом.
И в этом самом последнем повороте он его поддел. Чуть приблизился, вильнул носом — и неожиданно Митчелл исчез, пропал в облаке пыли, а перед нами оказалась совершено свободная прямая. Я понял, что Рэд повторил трюк Митчелла, применённый против Харперсона. Только Рэд сделал это более изящно и гораздо более обидно для проигравшего.
«Корветт» не перевернулся. Его закрутило, и он застрял в песке — точно как после собственной ошибки в предыдущей гонке. А Байрон резко сбросил скорость. Спидометр показывал едва ли двадцать миль в час, когда «Олдсмобиль» величественно проезжал перед трибунами. На лице Рэда не было никаких эмоций, только морщины у глаз стали более заметны, точно он прищурился под круглыми тёмными очками. Он ехал настолько медленно, что Митчелл успел выбраться из песчаной ловушки и вернулся на дорогу.
А потом Рэд Байрон остановился, не доехав до финишной черты примерно полтора фута.
«Что ты делаешь?» — в ужасе воскликнул я.
Рэд вышел из машины и прислонился к её раскалённому боку, глядя в сторону приближающегося «Корветта».
Трибуны молчали. Полная, глухая тишина обрушилась на трассу, и нарушал её только шум мотора «Корветта».
И когда Ник Митчелл первым пересёк линию финиша, зрители продолжали молчать. Он промчался мимо старого «Олдсмобиля», резко затормозил, чуть не сбив зазевавшегося зрителя, и выскочил из машины. Но все смотрели на Рэда Байрона — человека, который побил Митчелла и так изысканно унизил его, демонстративно подарив победу в заезде.
Митчелл шёл к Байрону, и его поведение не предвещало ничего хорошего. Основной проблемой Митчелла было то, что он совершенно не понимал, что произошло. Он не понимал, почему трибуны молчат, почему «Олдсмобиль» остановился, почему Байрон, проигравший гонку, столь спокоен.
Он подошёл к Байрону, огромный, разъярённый, и навис над этим маленьким человечком, пытаясь прочесть его взгляд через солнцезащитные стёкла.
«Ты проиграл», — прошипел он громко, так, что близстоящие слышали.
И ещё эту фразу услышал финишный судья с клетчатым флагом. Он подошёл, безликий человек неопределённого возраста, и сказал: «Нет, Митчелл, ты проиграл».
И положил флаг на капот «Олдсмобиля».
Зрители не знали фамилии Рэда и потому начали кричать: «Олдсмобиль! Олдсмобиль!» Точно, как раньше звучало «Митчелл! Митчелл!».
Я тоже выбрался из машины одновременно с Байроном и стоял рядом, изучая толпу и пытаясь разделить её на лица. Но у меня не получалось: толпа оставалась толпой.
Тут кто-то схватил меня за рукав. Это был тот самый мужчина, который в первом заезде сделал ставку на Харперсона.
«Я всё поставил на “Олдсмобиль”! — жалобно воскликнул он. — Кто победил, объясните мне!»