Борцу-вольнику объяснили все преимущества университетского образования: Ленинград, общага, стипендия, именитые тренеры и автоматическое зачисление в сборную "Буревестника". Тогда все спортсмены числились или студентами, или кладовщиками; кроме ЦСКА, которые считались офицерами.
Ну, по части естественных наук борец умел качать шею и стоять на мосте. Дважды два знал твердо, но пестики с тычинками уже путал: ни уха, ни рыла. Поэтому все спортсменов зачисляли на что-нибудь такое трепологическое, гуманитарное, где знания сугубо условны и соображать не требуется. И распределяя их по необременительным факультетам, борца записали на филфак. А уже там его сунули на французское отделение. Может, замдекана по студентам читал в детстве про французскую борьбу, может, потому, что на русском и английском уже были гимнастка и боксер, но только он стал студентом французского отделения.
Он к этому языку относился, как партизан восемьсот двенадцатого года к недобитому французскому парикмахеру. Всем по восемнадцать лет -ему двадцать четыре, давно после армии. Родом из глухомани, крепышсамородок, здоровеннейший парняга. Он по-французски выписал на шпаргалку три ключевые слова -- "бонжур", "пардон" и "мерси". С этими волшебными словами он раз в семестр показывался с зачеткой получить свой "уд.", предъявляя записочку от Шаткова, а стипендия за ним была закреплена как за передовиком спорта. И пока эти недоделки выламывали перед зеркальцем язык, овладевая фонетикой, он защищал честь ихнего Университета, исправно побеждая на всех соревнованиях.
А пока он пыхтел на ковре и ломал уши, расширяются, значит, международные связи. Начинается культурный обмен студентами: мы -- вам, вы -- нам. Обмен, конечно, неравноценный, даже жульнический: мы им -овладевших передовым учением, они нам -- идеологических уродов, буржуйских недорослей. Наши, конечно -- тяжело в ученье, легко в бою! -рвутся в бой и ученье на территории врага. Центральные языковые вузы получают разнарядки на стажировку в разные хорошие страны. И отличная учеба начинает пахнуть заграничным пряником.
И на университетский филфак спускается по такой разнарядке одно место в университет Сорбонны, в Париж. Для студента-француза. Стажировка на шесть месяцев.
По отделению разносится этот слух, и все начинают вибрировать!.. прикидывают свои шансы. Отчаянно зубрят французский и историю с географией Франции, политику французской компартии и биографию товарища Мориса Тореза; и до сотых долей высчитывают свой средний балл по языку за весь период обучения. А борец тягает штангу в зале и разминает на ковре свою шею сорок пятого размера. Хрен ли ему Сорбонна, у него на носу спартакиада в Днепропетровске.
Ну-с, собирается деканат вкупе с романской кафедрой, и приступают к селекции: кто дозрел, кого отправить. Момент ответственный и непростой.
Во-первых, отпадает первый курс -- зелень, это еще не студенты. Вовторых, по аналогичной причине не годится и второй курс -- мало знают. В-третьих, пятый курс: им уже дипломы писать надо, и кроме того у них уже сданы все экзамены за университетский курс, кроме выпускного марксизма -- а это значит, что по западным меркам они квалифицированные специалисты, бакалавры, имеют право где угодно работать по специальности -- и этот факт не в пользу отправки за границу: а ну как устроятся там и останутся; рекомендовано воздержаться. Остаются лишь третий-четвертый курсы, предпочтительно -- четвертый, они хоть что-то знают.
Дальше: девочек посылать не рекомендовано. Они склонны в этом возрасте выходить замуж, и вообще легче подпадают под влияние; нужны мужчины. И таким образом отпадает еще три четверти кандидатов -- филфак всегда был факультетом преимущественно женским, цветником прелестниц.
Остается кандидатур -- по пальцам пересчитать, и пальцы эти загибаются один за другим. Значит евреем посылать нельзя. Минус два. Некомсомольцев посылать нельзя. Минус один. Больных, кривых, убогих -посылать нельзя: во-первых, по ним составят искаженное представление об облике великого советского народа, во-вторых -- если они там захворают, кто будет валютой оплачивать лечение? в-третьих -- а не предписано, и дело с концом. А на гуманитарных факультетах, заметим, нормальных здоровых мужиков и всегда-то было немного -- все больше с каким-то вывихом и креном, блаженненьких. И то рассудить -- немужская специальность, ни денег ни карьеры стоящих.
А лучше всего посылать члена партии. Причем не мальчика, но зрелого мужа, морально проверенного, политически воспитанного, испытанной твердости в убеждениях.
И комиссия с некоторым даже удивлением обнаруживает, что посылать в Париж совершенно некого, кроме борца. Народу, вроде, полно, а посылать больше -- некого.
Кафедра ропщет: позвольте, но он же ни бельмеса по-французски! Он же спортсмен. Он же не ведает, в какой стороне та Франция находится! Он вообще считает, что это парфюмерная фабрика женского белья, а Наполеон был гитлеровским генералом.
А секретарь партбюро отвечает: что он не знает французского -- это уже ваша вина! и мы с вас спросим. Чему вы его три года учили? А человек -- наш, советский. Прекрасная армейская характеристика, член партбюро курса, отличный спортсмен; в порочащих связях не замечен. Защищает повсюду спортивную честь родного университета. А вот плохие преподаватели университету чести не делают!
И этому обалдую сообщают, что он едет на полгода в Париж. И он это спокойно воспринимает, как естественное обстоятельство университетской жизни -- Париж так Париж. Не зря же, в конце концов, он дал себя уговорить в это идиотское заведение, где всякие хилые недоделки над ним еще иногда издеваются!
Он пропускается через все шестеренки подготовительных инструктажей: не пить! в половые связи не вступать под страхом смерти! но с собой иметь презервативы! контакты с иностранцами только по учебе!! по любым вопросам обращаться к председателю советского землячества при советском консульстве! вечерами по улицам не ходить, в десять часов возвращаться в общежитие! на провокации не поддаваться, с белоэмигрантами не встречаться ни в коем случае! В дискуссии не встревать, но если навяжут -- умело и аргументированно доказывать преимущества социалистического строя!
Кругом студенты дергаются, ворошат шпаргалками с фамилиями лидеров мирового коммунизма, а он сидит флегматично, дремлет, и на все увещевания только гудит мирно:
-- Разве ж я не понимаю... Не пацан какой. Вот и замполит нам в армии говорил тоже...-- И очень это упоминание о замполите на всех действует убедительно и успокаивает.
И только тренер, такой же простой мужик, ему сказал со вздохом на прощание мудро:
-- Все, Васька, пропал ты для большого спорта. Жаль -перспективный парень, мог бы до чемпионов дойти больших. Ладно -вернешься если... поставь бутылку.
И вот наш борец, с чемоданчиком пожитков и нищими франками, в группе счастливцев прибывает в Париж. Селят их в кампус. И первым делом зовут на собрание советского землячества.
И председатель землячества, штатный кадр КГБ, повторяет знакомый инструктаж, но уже в тех тонах, что изощренный враг притаился за каждый кустом. Что главная задача Франции -- завербовать их в свои шпионы и выведать секретные сведения: а иначе зачем бы, вы думали, вы им нужны?! Зря деньги на вас тратить?!
Все молчат, все понимают, и только наш борец гудит:
-- Точно... вот и нам в армии замполит говорил...
И председатель сразу проникается доверием к этому простому и надежному русскому парню.