Как известно, Петру хотелось новую столицу России построить так хорошо и красиво, чтобы она была самой лучшей столицей на земле. Для ее строительства он согнал чуть ли не всех знаменитых мастеров со всего русского государства. Но этого ему показалось мало. По его указу было привезено морем из Италии, Англии, Голландии и, наверное, из других государств много статуй, готовых колонн, из Венеции доставили даже целую беседку из алебастра и мрамора. Петру хотелось со сказочной быстротой воздвигнуть город на краю русской земли, глядевший на запад.
И вот, когда на стыке полноводной реки Невы и безымянного ерика, названного потом рекою Фонтанкой, к небу поднялись высокие дома, в украшении и отделке которых принимал участие и мастер Тычка, вдруг Петр получил от своего посланника в Риме письмо примерно такого толка: "Милостивый государь! Прошу принять мое письмо с горячен душой, но не спокойной. Я не хочу указывать тебе, но знай, что покой пьет только воду, а беспокойство мед. Я не всегда был счастлив, но вдруг мне привалило такое счастье и высказать все сразу не сумею. По редкой случайности мне удалось приобрести несравненной красоты статую мраморовую Венуса — богини любви Венеры, очень старинной работы, для украшения нашей столицы. Как мог хоронился от известного охотника, но он у меня отнял.
Теперь я как разбитый лежу в постели..."
А этим охотником был не кто иной, как папа римский — Климент XI. И далее, в последних строках, посланник грозился, что если Петр ему не поможет вернуть богиню любви, то он умрет от горя.
Насколько достоверно дошли до меня слова этого посланника, сказать не могу. Может быть, этот доподлинный случай жизни того времени уже превратился в сказ, а может быть, кто-то сделал ошибку или прибавил чего, но в сказах ошибки в фальшь не ставятся. А потому, позволите мне свое повествование со спокойной душой продолжать дальше.
Вслед за этим письмом, как ни странно покажется вам. хочу поведать историю одной святой дамы, которая потом при соперничестве за овладение мраморовой Венерой нежданно для Петра I стала козырной картой, а для папы римского печальным уроком.
Итак, когда-то в Швеции жила женщина по имени Бригитта. Родила она восьмерых детей. Славиться бы ей да славиться своими сыновьями и вновь среди них расцвести по-иному. Но этот жизненный мир ей показался слишком обыкновенным, и выбрала она иной. Вступила во францисканский монашеский орден, перебралась в Рим, где прославилась своей аскетической жизнью и духовными мистическими сочинениями, которые она писала до самой кончины. После смерти Ватикан эту женщину причислил к лику святых. В ее честь у города Ревеля построили монастырь, и иэ Рима останки Бригитты перевезли туда. Когда Петр I у шведов отбил Ревель, то мощи этой канонизированной дамы оказались на завоеванной русскими солдатами стороне. Тогда по многим городам Руси среди православных ходила молва, что наши солдаты взяли у шведов не только сам город Ревель, а даже мощи ихней пресвятой девы. Солдаты вскоре позабыли об этих мощах, царь Петр с самого начала и думу думать о них не хотел. Да, может быть, и все позабыли об этом. Но лет через семь после того в окрестностях Рима рабочие, роя котлован для фундамента жилого дома, вдруг наткнулись на мраморную статую изумительной красоты. Ею оказалась языческая богиня любви Венера. Посланник Петра I, понимающий толк в произведениях искусства, не раздумывая, тут же купил эту статую и увез в свой посольский дом, чтобы немедля ее отправить в Петербург. Когда папа римский узнал об этом, то так разгневался, что в тот момент, если он мог, то, наверное бы, от злости разорвал небо на клочки. Папа тут же вызвал губернатора города и приказал немедля изъять статую у русского посланника и поставить ее в открытом месте Капитолийского сада — папского музея древней скульптуры. Тогда-то посланник и написал то самое горькое письмо Петру I. Петр, зная хорошо посланника и то, что он пустяшных писем не будет писать, не хуже папы римского разволновался, немедля созвал совет в одном из залов новопостроенного казенного дома, в коем отделочники еще доделывали свои самые тончайшие работы, которых, войдя в этот зал, сразу можно и не узреть.