Корреспондент выкурил еще одну папироску, другую... Прошелся по цеху. А дядя Федя продолжал работать. Корреспондент еще раз напомнил о себе.
- Сейчас, сейчас, — опять сказал дядя Федя. — Мне осталось немножко. Я только закончу...
Наконец, он остановил станок, аккуратно сложил стопочками детали, смел со станка стружки, тщательно вытер ветошью руки и опять сказал:
— Я сейчас, только минуту...
Сел в стороне на ящик, устало прислонившись теменем к грязной, обхватанной замасленными руками стенке, словно что-то обдумывал. Корреспондент еще выкурил пару папирос и уже начал нервничать, думая: "Может, начальник в насмешку послал к этому человеку?".
И тогда подошел к нему, чтобы сказать, что у него тоже ограниченное время и он больше ждать не может. Дядя Федя медленно, по стенке стал сползать вниз. Все кинулись к нему... И может быть, оттого, что нам стало страшно, он на наших мальчишеских руках снова воскрес. И мы от радости плакали. Ведь нам дядя Федя был так нужен со своей добротой...
***
Я всегда завидовал тем людям, которые могли изрекать слова-молнии и оставлять их светиться в душах людей.
Мне кажется, хоть мельком, но такого человека я видел. И до сих пор хочу верить, что это был мастер Тычка. Но подойти к нему не посмел. Перед ним стоял подросток, робко и печально смотрел на него.
— Ты о чем так задумался, малый? — он спросил у подростка.
— Дома неприятности. — ответил тот.
— А что такое?
— Укоряют, что я два года работаю на заводе, а до сих пор заметным не стал. С кем нужно говорить. чтобы я стал заметным, — не знаю.
— Только с железом.
Рядом с мальчуганом ждала своей очереди молодая женщина. Она с такой надеждой смотрела на учителя своего мужа, что учитель не выдержал ее взгляда и сказал:
— Вы тоже хотели что-то спросить у меня?
— Да, великий мастер, — сказала женщина, — мой муж был самым любимым вашим учеником. Его здесь прозывали Бредовым. Он мечтал создать такой металл, который бы не мог расплавиться даже на солнце. Вы не забыли его?
— Нет, нет, — ответил учитель.
— Так вот, ему не повезло. Его посадили делать такую работу, которая, может быть, пригодится через три четверти века. Он работает уже более десяти лет, а конца работы не видно. Его же друзья за это время стали известными, получили большие звания. Их заметили. А моего мужа заметить не могут.
— Милая моя, — сказал учитель, — как же их могли не заметить? Конечно, заметили. Они ведь копали хоженую дорогу, где уже росла трава, а твой муж копает каменную. И в его работе края никогда не будет.
Великая доброта, конечно, участь великого человека, но мне кажется, что каждый мастер должен так же вот всю жизнь раздаривать людям надежды и радости, чтобы достойно носить звание учителя не только ремесла, но и жизни.
***
— Мастер, а долго мне осталось учиться?
— А сколько, милая моя девочка, ты у меня учиться?
— Завтра уж будет восьмой день.
— Да, уже долго. Вот если ты сумеешь нарисовать такую картину, какую делаю я, то я скажу: довольно.
— Ох. какие вы хитрые. Сегодня я не сумею.
— Пусть будет завтра.
— А что будет за завтрашним днем?
— Если сегодня и завтра ты ничего для себя не сумеешь взять хорошего, то наступит только послезавтрашний.
— Мастер, а мастер, а почему края вашей картины смотрятся не так красиво, как середина?
— Это потому, что она без рамки. А картина без рамки — что генерал в бане.
— Мастер, а кем вы меня хотите выучить, рабочим или художником?
— Я думаю, пока ты вырастешь, люди не будут себя разделять на рабочих и художников, а всех будут называть художниками, неважно, где они будут работать.
***
Руки. Если бы не было их, то дурманом бы заросли поля, потухли в топках огни, онемела бы музыка, белыми оставались в книгах листы и одичал бы мир.
Недаром деды отцам, отцы сыновьям вместе со своими сокровенными думами так бережно передают умение и теплоту рабочих рук.