Машина остановилась перед дверьми роскошной гостиницы со сложным немецким названием. Андрей расплатился с водителем, оставил неплохие чаевые за непристойное поведение своей спутницы и вытащил Настю на улицу. С трудом они добрались до стойки регистрации и дождались, пока из небольшой служебной комнатки к ним выйдет администратор. Администратором оказалась полная некрасивая женщина с молодым лицом и короткими волосами, которой на вид никак нельзя было дать больше тридцати пяти лет.
-У вас есть бронь? - зевнув спросила женщина и достала из-под стола огромную тетрадь.
-Есть,- ответил Андрей,- солнышко, не помнишь, какой у нас номер?
-102. Анастасия Юрьевна Соколова. Я вчера вам звонила,- девушка ойкнула и громко рыгнула, каждое слово давалось ей с большим трудом,- я специально взяла нам на первом этаже, потому что знала, что на второй мы вряд ли сможем дойти,- обратилась она к Андрею.
Администратор одарила Настю неприятной улыбкой и сказала:
-Всё в порядке. Можете дать ваши паспорта?
-Можно мы с утра вам занесём. Мы очень устали,- попытался уговорить её Андрей.
-Хорошо,- отрезала женщина, после чего положила книгу в нижний ящик стола и ушла в служебную комнатёнку, громко хлопнув дверью.
Андрей схватил Настю подмышки и потащил через холл. Ноги девушки подгибались и походили на поломанные бурей стволы молодых берёз. К счастью номер располагался в начале коридора, и парню не пришлось тащить свою спутницу через весь этаж. Как только они зашли в номер, Настя начала икать и скидывать с себя одежду. Андрей уложил девушку на кровать, зашёл в ванную, помыл руки и начал расстёгивать рубашку. Настя безжизненно повернула голову, краем наволочки вытерла слюни, скапывающие изо рта и прошептала:
-Милый, у меня в сумочке лежат презики, возьми…
Но Андрей её не слушал. Он хотел её. Хотел так, как никогда прежде. Парень прыгнул на кровать и стал осыпать её тело поцелуями, прижимаясь к ней всё сильнее и сильнее. Настя застонала…
1.6
23 августа 1946 года, Клёпкинский трудовой лагерь, Магаданская область.
-Подъём,- грубый голос Аллигатора прозвучал как гром среди ясного неба.
Сергей вскочил с кровати, но не рассчитал равновесия и упал на деревянный пол, больно ударившись челюстью, чем вызвал радостный гомон заключённых. Не смеялся только Мутный. Он сидел на своей койке, скрестив ноги по-турецки, и внимательно наблюдал за Сергеем. На миг мужчине показалось, что во взгляде Алекса Урбонаса промелькнуло что-то недоброе, но уже в следующий миг его тусклые, почти чёрные глаза снова перестали выражать какие-либо эмоции.
-Он просто хотел тебя предупредить о том, что скоро за нами придёт конвой, и мы отправимся на работы,- голос Алекса снова звучал успокаивающе.
-И что мы будем делать? - спросил мужчина, не поднимаясь с пола.
Он облокотился на кровать и пытался поправить съехавшую простыню.
-Нас разделять на две группы. Одна будет таскать брёвна, другая- пилить их на станках. Потом мы погрузим доски в грузовики, и их увезут в город. Не думаю, что тебе работа покажется сложной после шинного завода.
Сергей поднялся на ноги и стал спешно одеваться. Работы он не боялся, наоборот, он любил работу, любил выходить с завода, закуривать самокрутку и с гордостью смотреть на проезжавшие мимо машины, ведь именно благодаря его труду они могут ездить. Возможно какие-то шины он сделал своими руками, возможно даже его шины в этот момент трутся о брусчатку Кремля или же их отправили за границу, и они бороздят неизведанные дороги где-нибудь в Южной Америке. Сергею нравилось так думать, в эти моменты его тяжёлый изматывающий труд приобретал философский смысл. Его изделия могут находиться в самых разных уголках мира, и все эти люди обязаны ему и его товарищам за то, что им не приходится ходить пешком или ездить на метро. Конечно где-то сидят точно такие же работяги, которые сделали двигатель, двери, бензобак, и все они, наверное, думают точно также. Но от этих мыслей Сергею становилось ещё приятнее. Миллионы рабочих, словно один гигантский пчелиный рой, трудятся, не жалея своих сил, чтобы мир стал таким, какой он есть. Разве не повод для гордости?
-На выход! - дверь распахнулась и в барак заглянула крохотная обритая голова надзирателя.