Раньше было это ничего — лес. Жили две деревни, Бутка да Дудка, друг дружки они не знали. Потом завели куриц, да петухи закукарекали. Они и послушивают:
— Ох, там есть жители, петухи поют. Сходим-ка…
Пришел Бутка к Дудке.
— Здравствуй, дедушка!
— Здравствуй!
— Как поживаешь?
— Да ничего!..
— А ты далеко ли живешь?
— Да я вот тут недалеко, ельником шел-шел да на петуха на твоего пришел.
— Ну, так давай, знать, будем знакомы, будем гоститься.
Прошли, просекли дорогу ельником этим и стали перегащиваться, и стали у них семьи, потом поженилися они тут. У них дочки да сыночки, вот стали разводить.
Теперь у нас на Лядинах семь деревень. Перва — Дьякова, вторая — Купцово, третья — Киселева, четверта — Бутина, пята — Хомин Конец… (А Берег-от?) Ой, еще Берег-от, а в Берегу еще одна изба — все разъехались… (А наша-то деревня?) Павлова вот! Я в Павловой живу шестьдесят второй год…
Ну вот, я слыхал от отца. Он жил у меня восемьдесят пять лет, а его отец жил сто два года, Илья Михайлыч (…).
А вообще-то это поселение получилось так: здесь ничего не было, (…) пришел тоже человек, поселился; родилось четыре сына. Куда их девать? А раньше, вообще, делиться ведь в одной семье не жили, нать делиться было. Разделились.
Вот одного звали Поздей. Вот он ушел, где сейчас деревня Поздышево, и пошло это название от Поздея. Ну, Поздей — Поздышево.
Второй — Черепан. Ушел в Черепаху. Тогда не было Черепахи, но в то место ушел. А раз Черепан, так и стало Черепаха.
Третий Агафон остался — куда? К озеру поселился, вот тут озер много у нас. Он к озеру поселился — и стала деревня Агафоновская.
Четвертый — ну, Воробьем назвали, ну, Воробей — и все. Он тоже обосновался рядом от Агафона, стала Воробьиха по его имени, Воробьевская деревня.
Ну, и вот, пожалуйста, прошло там, может быть, говорят, сотня лет, и уже из отдельных домов выросли четыре деревни, хорошие деревни выросли. Сейчас там много нет уже домов, но в то время было. И получился, пожалуйста, Поздышевский сельсовет в честь этого Поздея (…). Вот и все.
После Ермака постепенно сюда стал народ переселяться. Вот я помню, как мне дед рассказывал. Лая начала строиться в лесу. Охотники-звероловы первые-то здесь люди были.
У того моста речка Лая идет — там началась стройка, а здесь, у Вандейского моста, через речку Вандею, другие переселенцы остановились. Это я про мост-то тебе сказываю, чтобы тебе понятно было — где. Тогда, конечно, никаких мостов не было, лес глухой.
Вот слышат бандейские, кто-то в той стороне рубится топором. Пил-то тогда не было. Услыхали стук топора сошлись: оказались те и другие русские. Тропу проложили, стали друг к дружке ходить. Первое время только тропинки и были, а потом все соединилось.
Крестьяне деревни Владимирской долго бесплодно спорили о месте, где поставить церковь. Не раз сходились они для обсуждения этого вопроса и не раз расходились с враждою в сердце друг против друга. И этому не было бы конца, если бы неожиданно не появился созревший на этот случай в чьей-то крестьянской голове такой план: запрячь молодого неезженого жеребца в сани, направиться в лес, вырубить там строевое дерево, положить дерево на сани и пустить жеребца на свободе: где он остановится — на том месте и быть церкви.
Этот план так всем понравился, что он сразу же был принят к исполнению. Молодой неезженый жеребец сильно взял с места свой груз и направился к Владимирской горке, быстро взобрался на гору и здесь остановился. Остановился со вздохом облегчения и весь владимирский крестьянский сход, в полном своем составе сопровождавший жеребца в лес и обратно.
Вопрос, решение которого так долго тянулось и нарушило обычно мирное и согласное течение жизни владимирцев, был решен; владимирцы разошлись по домам примиренные и успокоенные.
А церковь эта обоснована, Покровская, была в таком духе. Раньше старики, значит, решили эту церковь построить, видимо, и лес заготовить для этой церкви выборочный.
А была тогда река Тагажма, проходила она туда, поднималась к Сперову, Карову, извилистая была. И вот, значит, они решили там заготовлять лес выборочно. Сделали этот выборочный лес, скатали в реку и пустили его на самотек весенней водой и поклялись:
— Где лес остановится, на том месте и будем строить эту Покровскую церковь.
И так и сделали. Лес остановился как раз против Вытегорского погоста. И здесь обосновалась эта Анхимовская Покровская церковь.