Позже мы грели у очага замерзшие ноги, и ели жареные каштаны и хлеб, запеченный с медом. Руки человека-оленя не отрывались от моего тела, а мое тело — от его рук. Когда наши взгляды встречались, он улыбался. Мы разговаривали, робко и сбивчиво. Я рассказала ему о себе всё, что знала сама. Знала же я немногое: что родилась я вскоре после того, как мать бежала с Севера, что мы мирно и покойно жили вместе, что умерла она, когда мне было четырнадцать, что уже три года я живу одна и что я никогда не знала и не говорила ни с кем, кроме нее, до того дня, как моя стрела настигла его и привела дюжину охотников к моей двери.
— Теперь ты знаешь обо мне всё, как есть, — сказала я. — Мне хотелось бы узнать о тебе столько же. Как твое имя? Кто твои родители? Когда ты меняешь облик — это дар или заклятие?
Последний вопрос заставил его рассмеяться.
— Ты назвала бы это заклятием. Он зовет это честью, славой, испытанием духа и моей силы.
— Он?
— Эмулф. Мой колдун. — Он снова фыркнул по-оленьи. — Впрочем, не столько он мой, сколько я — его. Его ставленник. Его ученик. Его Королевич.
Мне больше не хотелось притворяться.
— Я не знаю, о чём ты говоришь, мой олень.
Безоглядный животный страх расширил его глаза.
— Я не могу сказать тебе больше. Это запрещено.
— И кто же запретил тебе это? — Я теряла терпение. — Твой драгоценный колдун Эмулф? Которого ты страшишься, и бежишь от него как от огня?
Он отвернулся от меня, склонив голову.
— Все напрасно, Милдрит. Я не могу быть для тебя тем, кем хочу. Я беглец, бесславный изгой. Лучшее — и единственное — что я могу сделать, — это бежать без оглядки.
Я вцепилась в обернутую вокруг его нагих плеч шкуру, подтянув точеный нос с горбинкой к своему носу.
— И кому же так будет лучше? — возмутилась я. — Не мне, да и не тебе тоже, что бы ты ни говорил. — Я встряхнула его. — Начнем сызнова.
Поначалу он отмалчивался. Живущей во мне медведице хотелось рычать и грозить, но олени бегут от медведей. Вспомнив, как в детстве мама превращала постылую мне работу в игру, я поцеловала его и любила до тех пор, пока он, наверное, позабыл, что на свете есть человек по имени Эмулф. А после, когда мы, обнявшись, свернулись у угасающего огня, я вновь попросила его рассказать свою историю.
Я узнала, что его звали Эрдвин. Он был одним из когорты единокровных братьев-королевичей, зачатых последним королем в одном из его сеяний на Земле. То было одним из главных предназначений короля — зачать легион наследников трона. Еще одним было вести в битву сыновей ушедших королей, если в том появлялась нужда. И последним было — умереть, возвращая свою кровь и ведовство Земле, чтобы та становилась изобильной и могучей. Истинными же правителями Земли оставались колдуны, чей Совет надзирал за торговлей и коммерцией, делал заговоры на достаток и исцеление и вел мудреные родословные списки, определявшие, каким женщинам должно прийти к королю, когда сеяние приводило того в город.
Эрдвин был одним из этих отпрысков королевского семени, рожденных в предгорьях меж его Землей и моей. Когда ему исполнилось пять, его, как предписывал закон, отправили на север, в Кесареву Рощу в Карли.
— А что сказала на это твоя мать? — спросила я.
— Я совсем не помню ее, — ответил он, и его нежный голос был полон грусти. — Помню лишь, как нас учили и школили, помню борьбу с братьями. Так было до прошлого года.
— Что же случилось тогда?
— Колдун избрал меня Королевичем.
— Эмулф?
— Эмулф.
— А что это значит — быть Королевичем?
— Мы… нас было двенадцать. — Он говорил, запинаясь. — Наверное, остальные сейчас уже мертвы — все, кроме одного. Мы жили в Роще Колдунов, постигая магию войн и побед, охот и походов. В этом было и таинство, и трепет. — Он пожал плечами. — Я не умею рассказать об этом — мне не хватает слов. Как бы ни было, это длилось, пока с месяц тому старый король Ансельм не отдал свою кровь Земле.
Он умолк. Я гладила его волосы, отыскивая запутавшиеся в них прутики.
— И Эмулф превратил тебя в оленя?
— Это испытание на царствование. Его устраивают колдуны, превращая Королевичей в оленей и отпуская их в лес. — Он беспокойно зашевелился в моих объятиях. — Не знаю, что случилось после. Мысли оленя не похожи на мысли человека, к тому же, ведовство отчасти лишило меня рассудка. Но мне говорили, что истинный Король тот, кто силой духа и чарами Земли вернется в Рощу в облике человека.
Слушая, как он дышит, я лежала в темноте, зная, что рассказ еще не окончен.
— Что становится с остальными Королевичами? — спросила я тихо.
— Их кровь и ведовство возвращаются к Земле, — сказал он. — Только истинному Королю дозволено жить.
— А ты?
— Я убежал. Королем или оленем, я знал, что должен умереть до срока, а я не хотел смерти. И Эмулф… да, я ненавидел его.
Мне хотелось спросить, почему, но в голосе его было что-то, заставившее меня промолчать и только обнять его крепче.
Он вздохнул.
— Я не помню, как и когда пересек реку, но никогда не забуду то, что почувствовал, вновь став человеком. Я решил, что свободен, — свободен от заклятий Эмулфа, жертв и обязательств царствования, угрозы смерти. Но пришло утро, и я опять обратился оленем. То была худшая ночь в моей жизни, ибо я понял, как далека от меня свобода. — Он вплел пальцы мне в волосы и поцеловал в губы. — Так было, пока я не встретил тебя и не узнал, как сладко быть связанным с тем, кого любишь.
*****
Той ночью мне снился чудной медведь, бегущий по лесу. Я знала, как это бывает во сне, что он ищет меня, а когда найдет, попытается убить. Он был старше и крупнее меня, но не так проворен. Он оступался на бегу, будто был ранен, хотя на шерсти я не видела крови. Он подходил все ближе и ближе, пока я не учуяла его смрадное дыхание, отдававшее тухлым мясом. Взревев от ярости, я поднялась на задние лапы и ринулась на незваного гостя.
И проснулась. Светало. Моя голова покоилась на теплой шкуре, а под ухом трепетало оленье сердце.
Едва я подняла голову, мой рогач вскочил, упираясь ногами в пол, глаза его были расширены, ноздри раздувались.
— Я знаю, — сказала я. — Но это не его Земля. Она моя, она вскормлена кровью моей матери и послушна моему ведовству. Эту битву я могу выиграть.
Олень запыхтел и вскинул рога, сметая пучки сохнущих трав со стропил. Я поднялась и, натянув тунику и леггинсы, отворила дверь и шагнула за порог, как раз когда дюжина знакомых охотников показались на поляне.
В мгновение ока они сдернули с плеч свои луки, выхватив стрелы из колчанов и оттянув тетиву до самых ушей. Олень протрубил боевой клич, а во мне заворочалась и зарычала медведица.
Сквозь стену охотников протиснулся высокий бородатый мужчина — грудь колесом, плечи обернуты медвежьей шкурой.
— Подите прочь, глупцы! — вскричал он. — Это дело колдуна!
Охотники растворились в лесу.
Без сомнения, это был Эмулф. Я узнала его запах, который учуяла во сне, а он, должно быть, узнал мой. Даже в человеческом облике он был ростом с некрупного медведя. Колдун зыркнул из-под кустистых бровей на оленя.
— Позорно, — прогрохотал он голосом, раскатистым, как летний гром, — видеть, как мой Королевич прячется за юбками жалкой ведьмы-южанки.
Олень тряхнул головой и, вскинув копыто, гневно ударил им в землю.
Эмулф расхохотался.
— Ты знаешь, что тщетно бросать мне вызов, Эрдвин. Ты ведь впитал это сызмальства: всякая ведьма несет скверну и должна быть убита. Подойди же, не будем яриться и грозить друг другу. Сегодня день великого празднества. Две луны тому твой брат Королевич Гертвин воротился в Рощу Колдунов. Он будет коронован на полной луне. Во славу нашего нового короля я готов быть великодушным. Возвращайся со мной к Земле, как должно, отдай ей свою кровь, и я сохраню жизнь ведьмы.