Не трогали пока Оксану евнухи, и к хану не вели. Ждали, что ослабнет духом, а тело не стали портить. “Будем кормить сладко, одевать красно, неправда, сломится, не таких ломал гарем”, – думали.
Но Оксана, обряженная, сидела молча. С трепетом проходили мимо нее евнухи. Просили у нее помощи все слабенькие, сломленные. Как крепость в гареме была Оксана. К такой не подойдешь, не крикнешь…
Шли дни – тоскливые, серые, один на другой похожие. Чем заняться Оксане, привыкшей к широким степным просторам, к яркому солнцу? Сколько было дарено природой и жизнью, теперь только оценила она по-настоящему. И милое сердцу родное село, и тихие вербы, чистые воды и ясные зори, девичий смех и задушевные песни.
Не было в ту несчастную пору в селе Павла Жив он. Наверное – ищет ее? Знает душу своего казака девушка. Гнев его великий и очи огненные, и плечи широкие, и руки могучие! Знает Оксана: гнев этот поведет его по выжженным дорогам. Только бы дождаться.
Все бывает на земле, все случается. Привели как-то в гарем евнухи женщину – старую, сердитую, рослую – с товарами заморскими. Там и для мастерских пряжа тонкая, шелка мягкие, там и кружева, каких еще глаза не видали, там и парча камзольная, тонкая, как дуновение ветра, чадра черная, желтая, синяя. Ох, какое женское сердце утерпит! Товары ласкали глаза и пальцы. Осторожненько откладывали женщины, что кому понравится. Оксана ничего не откладывала.
Торговка в чадре, лица не видать, а глаза не старушечьи, быстрые. Посмотрела в эти глаза Оксана – и у нее тяжело заходила грудь. Павел! Вот сейчас или смерть, или волюшка…
Старуха все распродала. Когда большая корзина до дна дошла, знак Оксане только глазами подала: иди, мол, девушка, за мной, дам тебе самое заветное. Евнухи решили – пусть идет эта каменная, может, чем-нибудь прельстит торговка ее сердце девичье, может, мы ее, наконец, купим.
За высокий тополь зашла Оксана. Впервые услышали евнухи, как она засмеялась, вздохнули облегченно. «Ну, теперь будет нам легче, – думали, – не будет больше гневаться».
Кряхтя и охая, взяла старуха корзинку на плечо, прикрыв старым платком, потихоньку поплелась на улицу. Никто не задержал и чадру не поднял – грех великий.
Кто знает, сколько усилий приложил Павел, сколько стараний приложили его дружки, пока достали товаров всяких, пока проникли в ханскую столицу, во дворец. Сердце вело Павла незнакомыми дорогами, любовь привела его в самое гнездо осиное. Тут бы ему быть схваченным да на кол посаженным. А вот этого-то и не случилось.
Согнувшись, сидела Оксана в корзине, не дыша. Ох, и гневалась же она на себя, на свое тело крупное, на свою мощь казацкую. Ей бы тоненькой быть, тогда не гнулись бы так плечи казака.
Наконец вынес Павел корзину в далекий переулок, поставил ее, прислонив к стене.
С гиком, с криком по пустому переулку промчались всадники. Трое от них отделились. Татары… но речь не татарская, речь родная, ласковая, мягкая. Вот и она на коне, корзина брошена. Выпрямившись в могучий рост, вскочил на коня Павел – и помчались. Оксана в середине, всадники окружили ее плотным кольцом, едут быстро-быстро. Казалось, каждый и свою силу передал коню.
Эх, скорее бы, скорее, да подальше, дальше. Вот туда, за гору высокую, за лесок зеленый.
Вынесла всех сила молодецкая, удаль богатырская. Вынесли всех верные кони казачьи. Вот уже родные бескрайние степи, вот чистые воды и ясные зори…
Далеко позади остались высокие стены ханского дворца, свирепая стража ханских палат, неумолимый гнев хана. Все это, даже самую смерть победила любовь крепкая, любовь верная, дружба казацкая.
ЗОЛОТАЯ КОЛЫБЕЛЬ ГОРЫ БАСМАН
В от весных обрывах горы Басман, расположенных с северо-западной стороны, зияют темные отверстия пещер. Такие же пещеры, встречающиеся и в других местах Крыма, породили среди местного населения множество легенд о сокровищах, якобы укрытых в них и охраняемых заклятиями от похищения. Но одна из легенд имеет под собой основание и рассказывает о тех временах, когда местному населению приходилось сражаться за свободу свою в борьбе с генуэзцами.
Золотую колыбель, вскормившую народ, жители гор хранили, как величайшую святыню. Изображение ее красовалось на знамени горского княжества. Долго относительно мирной была жизнь горцев. Степняки, не привыкшие к условиям жизни в горах, в горы не забирались. Греков, привыкших к морской стихии, жизнь в горах тоже не прельщала. Но наступило время, когда по соседству с горцами появились выходцы из Генуи. Они крепко и надолго обосновались на крымской земле, построили вдоль побережья крепости. За стенами крепостей они чувствовали себя увереннее, хотя мирным нравом не слишком отличались. Не могли генуэзцы чувствовать уверенно себя, имея рядом вольнолюбивого, смелого народа гор. Когда возникли между соседями распри, уже никто не помнил. Только помнили, что вели они между собой беспрерывную войну. Генуэзцы угоняли стада горцев и разоряли селения. Горцы в ответ нападали на генуэзские крепости. Такое положение не могло длиться бесконечно, надо было решить споры мирным путем. Только вот, как это сделать, ни с одной, ни с другой стороны, не знали? Но вот, как-то к горскому князю явился генуэзский посол с пышной свитой. Разряженные в шелк и бархат, итальянцы презрительно смотрели на скромно одетых горцев. Горский князь делал вид, что не замечает этих взглядов – слишком важный вопрос предстояло решить. Он ждал, что скажет генуэзец. Тот в витиеватых выражениях предложил вечную дружбу. Но при этом поставил одно условие: горцы должны выдать генуэзцам золотую колыбель в знак дружбы. Условие звучало слишком дерзко, поэтому, смягчая тон своей речи, генуэзец закончил ее такими словами: