Тави не мог бы объяснить причину, но он не поверил в искренность жеста мачехи Макса. Уж слишком он был изящным, чтобы свидетельствовать о настоящем горе.
– Да сохранят нас великие фурии, – сказала она. – Что случилось с моим приемным сыном?
– Если верить рекруту, чье оружие нанесло удар, произошел несчастный случай во время тренировки, сиятельная госпожа, – ответил Сирил.
На ее лице появилась тревога.
– Он выглядит ужасно. Насколько я понимаю, исцеление проводил Фосс?
– Да, сиятельная госпожа, – ответил все еще лежавший на полу палатки Фосс. – Но он потерял очень много крови.
– И каков прогноз? – спросила она у целителя.
– Что? – невнятно пробормотал Фосс.
– Ему не грозит непосредственная опасность, – вмешался Тави. – Но пока непонятно, какими будут последствия из-за большой потери крови.
Внимание госпожи Антиллус обратилось на Тави, и за ее пристальным взглядом он почувствовал пульсирующую силу ее личности. Невысокая, с темными мерцающими волосами, ниспадавшими до бедер, бледным жестким лицом и красными щеками, как у людей, живущих в северном климате, с глазами цвета темного янтаря, высокими скулами и тонкими губами, она не была красива в привычном значении этого слова. Но грация, с которой она держалась, и пылающий огонь интеллекта в янтарных глазах вместе производили сильное впечатление.
И вновь лицо жены консула показалось Тави знакомым, но он никак не мог вспомнить, где ее видел.
– Мне кажется, мы не знакомы, молодой человек, – сказала она.
Тави низко поклонился:
– Помощник трибуна Сципио Руфус, сиятельная госпожа. Конечно, я знаю, кто вы такая.
Рыцарь шагнул вперед, глядя на неподвижного Макса. Только теперь Тави заметил, что он моложе самого Тави на несколько лет. Чуть ниже среднего роста, стройный, с длинными каштановыми волосами и оливково-зелеными глазами. На великолепных доспехах Тави не заметил ни одной вмятины.
– Мама, – тихо сказал рыцарь, – он выглядит ужасно. Разве нам не следует… что-нибудь сделать? Позаботиться о нем?
– Конечно, мы…
– Нет, – жестко вмешался Сирил.
Госпожа Антиллус удивленно посмотрела на Сирила:
– Простите?
Тот коротко поклонился ей:
– Прошу меня извинить, сиятельная госпожа. Мне бы следовало сказать: «Пока нет». Центурион пережил серьезный шок, но сейчас его раны закрылись. Полагаю, ему необходим отдых. Любое применение магии приведет к истощению его сил и причинит больше вреда, чем пользы.
– Верно, – кивнул молодой рыцарь. – Он прав, мама…
– Красс! – резко и холодно сказала госпожа Антиллус.
Молодой рыцарь опустил глаза и замолчал.
Она снова повернулась к Сирилу:
– Я со всей серьезностью задам вам вопрос: неужели у вас хватает высокомерия считать, что вы лучше опытного заклинателя воды знаете, как следует поступить в данном случае? Вы трибун-целитель?
– Я командир трибуна-целителя, – совершенно спокойно ответил Сирил. – Я человек, который может сказать целителю: либо выполняйте приказы, либо оставьте службу в легионе.
Глаза госпожи Антиллус широко раскрылись.
– И вы осмеливаетесь так со мной разговаривать, офицер?
– Выйдите из палатки. Это приказ, трибун.
– И что будет, если я не выйду? – спокойно спросила она.
– Я прикажу с позором снять вас с должности трибуна и вывести из лагеря.
В глазах госпожи Антиллус вспыхнул гнев, и в палатке вдруг стало душно.
– Остерегайся, Сирил. Ты совершил глупость.
– Какую глупость, трибун? – тем же холодным тоном спросил Сирил.
От сиятельной госпожи исходил жар, как от раскаленной плиты.
– Офицер, – злобно прошипела она.
– Благодарю вас, трибун. Мы вернемся к этому вопросу позже, когда Максимус получит шанс отдохнуть. – Потом выражение его лица стало жестче его доспехов или клинка, но голос прозвучал едва слышно. – Вы свободны.
Госпожа Антиллус развернулась на каблуках и стремительно вышла из палатки. Однако жар от ее присутствия остался, и Тави почувствовал, как по его лицу стекает пот.
– Вы тоже, дон Красс, – сказал Сирил, но его голос прозвучал как обычно. – Мы о нем позаботимся.
Красс коротко кивнул, не поднимая глаз, и вышел.
В палатке наступила тишина. Сирил сделал глубокий выдох, а Тави вытер пот со лба. Тишину нарушал лишь едва слышный плеск воды, когда дышал Макс.
– Кто-то больше никогда не получит повышения, – сказал Фосс, по-прежнему лежавший на полу.