— Я знаю, где это, — говорит Виктор. — Бежим!
Они настигают нас в переулке. Обходят с двух сторон — по всем правилам военного искусства.
Темнота сгущается.
Даже в Субуре, самом мрачном и опасном квартале Рима, есть ночное освещение — уличные лампы. Чтобы, когда тебя будут резать, резали с удобством, не напрягая глаз. В Германии ничего подобного нет.
Только звезды.
— Эй, римлянин, — доносится из темноты стерто-безличный голос. — Слышишь? Самое время расплатиться…
Я киваю: верно. Обожаю драки в подворотнях. Ничего не видно, противники злы, безжалостны, напуганы и обычно пьяны. В ход идут ножи и палки, а пинать лежачего считается классическим приемом.
В Риме я частенько участвовал в подобных развлечениях. Правда, я обычно бывал с компанией… что и спасало, видимо, мою голову.
Из темноты возникают три настороженные фигуры.
Бельмастый пришел не один. Ничего, остальными займется Виктор. С утробным рычанием легионер наступает на них, фигуры шарахаются…
Бельмастый делает шаг вперед. Тусклый недобрый блеск железа. В руке у него — гладий.
Бельмастый ухмыляется. Я вижу, как белеют в темноте его зубы.
В следующее мгновение я с силой бью гладием по клинку его меча. Раз! Вижу растерянное лицо, отвожу руку назад. Коли, коли, коли! — учит центурион новобранцев…
Два!
Я поворачиваю кисть, чтобы гладий плотнее вошел в тело. Бельмастый смотрит на меня — в глазах удивление. Рот открывается. Черная дыра глотки. Извини, ты сам напросился.
За моей спиной — хриплый рев Виктора. Крики, торопливый топот. Приятели бельмастого решили нас оставить.
Гарда упирается в мягкое. Я рывком припираю бельмастого к стене.
Вонь его дыхания режет глаза. Чеснок и много лука. Гнилые зубы.
Я моргаю. Приближаю голову к лицу ублюдка — он вздрагивает, словно пойманная рыбина. Пытается сорваться с крючка.
— Это мой меч, — говорю я негромко и выдергиваю клинок. — Я убиваю им своих врагов.
Отступаю на шаг.
Из его рта вырывается струйка крови, пачкает подбородок.
Бельмастый делает шаг. Падает на колени.
— Львы — говорит он вдруг. Жутким, потусторонним голосом. Я вздрагиваю.
— Смерть, смерть… никого не останется…
Кровь заливает мостовую, вокруг его ног расплывается пятно. В черной лужице отражается полоска неба над нашими головами.
— Слышите, римляне! Львы пожирают… львов… Львы! Львы!
Он падает, дергается — и затихает. Кончено.
Виктор выглядит не на шутку обеспокоенным.
— Легат, я… я слышал про предсмертные предсказания… и он говорил… Он говорил… что… Я же слышал!
Я вытираю гладий о тунику мертвеца и вкладываю его в ножны.
— Пошли, солдат. Это всего лишь еще один мертвый варвар.
— Здесь, легат, — говорит Секст по прозвищу Виктор.
В сумерках дом кажется каменной горой. А мы идем в поход на живущего в пещере злобного Циклопа, пожирателя людей и овец…
Мда. Сомнительная метафора.
Потому что Одиссея тогда чуть не съели.
— Легат?
Я киваю. Мы поднимаемся по узкой лестнице. Какой-то гем, сидя на ступеньках, провожает нас мутным, равнодушным взглядом.
Третий этаж.
— Останься здесь, — говорю я Виктору. Голос внезапно сел. Я стою на пороге тайны — тайны, которая, возможно, изменит все.
— Да, легат, — Виктор кивает. Встает у двери в задумчивой позе. Ладонь на рукояти гладия.
Молодец, солдат.
— Что сегодня был за шум?
Мирца закручивает волосы в узел на затылке, поднимает вверх. Такую прическу делают знатные римлянки и дорогие гетеры. Но ей она тоже идет. С ее темными волосами и тонкой шеей — и кошачий изгиб спины! — Мирца хорошо смотрится.
Даже со своими синяками.
Она красивая. Теперь Мирца это знает. Как сегодня тот дезертир на нее смотрел… хотя он не дезертир, конечно… Но смотрел хорошо.
— Дезертир не поделил что-то с Рыжим и Людоедом, — говорит она медленно.
— Правда? И кто выиграл?
— Дезертир заколол Людоеда до смерти, а Рыжему порезал шею.
— Крутой парень, — говорит Тиуториг равнодушно. — Как же они так сплоховали? Вроде ребята крепкие.
Хотя на самом деле ему наплевать на всех Рыжих и Людоедов вместе взятых. Они этому голубоглазому на один щелчок, не противники…
Голубые глаза, не мигая, смотрят, как она раздевается. Это почему-то приятно, хотя и страшновато.
— Ему помог другой солдат. Тоже, видимо, дезертир.