- Можете считать, что вам дано на это благословение отца Франциска.
- Так пусть он сам скажет мне об этом сам! И давайте, Иоганн, друг мой, помолчим… в моем доме.
- Кого вы боитесь? Ваши слуги понимают по-немецки?
- Здесь еще эта девушка... Вельяминова. Мне очень не нравятся ее посещения, но моя дочь иногда становится так упряма... К счастью, это с ней случается нечасто.
- Вельяминова здесь сейчас?
- Фалькенберг, она вам приглянулась?
Молчание, потом вымученный смешок.
- Нет, конечно! Что за вздор?
- А почему бы и нет? Она достаточно красива и достаточно умна. Настолько красива и умна, чтобы стать хорошим агентом.
- Да это просто бред!
- А что вы так разволновались? Разве она не сестра Александра Вельяминова – Бестужевского агента, который, кажется, имеет наглость присматривать за мной? Вы слышите меня, Фалькенберг?! Этот мальчишка мной интересуется.
- Этот мальчишка очень скоро не сможет никем интересоваться.
- Что такое?
- О, это маленькая тайна! Тайна господина Лестока.
- Вы отделаетесь от Вельяминова? А что будет с его сестрой?
- Что? Она, надеюсь, не пострадает. Зачем впутывать лишних людей?
- Какое благоразумие... Надеетесь или уверены? Вы взяли с Лестока обещание, что девушку никто не тронет? Я, кажется, догадываюсь о вашей тайне...
- Вы столь проницательны?
- Немножечко русской смекалки... Затем волочиться за Лопухиной, которая намного старше вас, будучи безумно влюбленным в Вельминову?
- Не влюблен я в нее, сударь!
- Что с вами? Мне-то что за дело до того, в кого вы влюблены?
- Тогда и не спрашивайте. И, действительно, переменим тему...
Наталья бесшумно скользнула назад, и оказавшись вновь в галерее, замерла перед картинами, делая вид, что внимательно их рассматривает. Ей хотелось унять сердцебиение и попытаться придать себе безразличный вид. Постояв недолго перед какой-то мифологической героиней, она немного успокоилась... Теперь нужно было проделать недавний путь в обратном направлении.
Вернувшись в комнату Наденьки, которая по-прежнему спала, девушка упала в глубокое кресло и притворилась также спящей. Так и застала ее Наденька, вскоре открывшая глаза...
В тот же день разговор стал известен Александру Вельяминову. Брат разволновался.
- Никому... ни единой душе...
- Мог бы и не предупреждать, братец... Что они против тебя задумали?
- Не знаю. Знаю только то, что давно подозревал Прокудина... О, я как можно скорее поговорю с вице-канцлером! Да, Наташа, прости. Не успел тебе сказать: Петр вернулся на днях, я от него записку нынче получил. Он приглашен на сегодняшний вечер к графине Анне Бестужевой. Мы ведь, кажется, тоже приглашены?
- О да!
- Меня там не будет, а ты поезжай, отвлекись от дум...
- Саша, я так боюсь за тебя!
- Не бойся. Они не понимают, с кем связались.
- Бедная Наденька. Кем она окружена!
- Да... Но Прокудин понял, кажется, главное, - Александр усмехнулся. – Пока русские интересы защищает Бестужев, сам Господь будет покровительствовать ему... Какие бы грехи за вице-канцлером ни водились.
Вот что вспоминала Наталья после ухода брата, терзаемая болью от измены жениха, вот что еще не давало ей покоя.
Александр тем временем, теряясь в догадках, ехал к своему лучшему другу поручику Петру Белозерову. К Бестужеву не торопился: был уже у него вчера и узнал приватно от слуг, что вице-канцлер вернется лишь под утро. Стало быть – сегодня, но ведь графу и отдохнуть надобно будет от ночи, проведенной за карточным столом… А такое дело, как честь сестры, отлагательств не терпит.
Петр, едва увидев Вельяминова, крепко, порывисто обнял его, хоть тот и пытался отстраниться.
- Я ожидал тебя, Саша. Выслушай меня, умоляю. Хоть как потом казни – но выслушай!
- Для того я и здесь, чтобы услышать твои объяснения, - отвечал Александр сухо. – Но вот приму ли...
- Должен. Потому что… Да разве вольны мы в движениях сердца своего?
- Говори!
- Ты знаешь, что я отправился к дяде, - начал рассказывать Белозеров, - после неприятнейшего сего, прямо скажу, визита, собирался я посетить свою вотчину. Но так туда и не доехал – лиходеи помешали.
- На тебя напали разбойники?!
- Да, напали, ранили и умирать бросили. Вернее, полагаю, мертвым уж сочли. Долго ли я был без памяти – не знаю. А когда очнулся...
Глава вторая
Сельский роман
...Петр лежал в ворохе сена в сарайчике возле покосившейся избушки и бредил. Что-то лихорадочно срывалось с его сухих горячих губ. Иногда он приоткрывал глаза. Перед замутненным взором являлись какие-то лица - сморщенная старушка в черном платке, девушка - бледная и печальная. Кустистые брови старухи хмурились, синеватые губы шевелились, словно она что-то сердито бормотала. Темные глаза девушки оказались вдруг близко-близко и неожиданно расширились, растворились и исчезли, потому что все исчезло. Петр снова впал в забытье.