-И где это замечательное место для бесед?
Пылюк приподнялся на нижних лапках, раздувшись ещё сильнее - видно, почувствовав успех своей миссии, воспылал уважением к собственному дипломатическому таланту.
-Вас известят! - пропыхтел он, чуть поклонившись. Я едва не засмеялся. Вдруг гость, уже двинувшийся к дыре в стене, повернулся и протянул мне что-то маленькое в лапке.
-Э? - растерялся я.
-Хочешь конфектку?! Сливошная...
...Милый, милый пылюк! Он меня сразил!
Гость ушёл. Я остался сидеть у свежевырезанной двери в стене. За нею было темно, пахло пылью, штукатуркой, мышами и ещё какой-то пряностью... может, имбирь? Ход за стеною был, ясен пень, "наведённый" - потому что в Димкином доме стены совсем другие, никаких пространств для путешествий внутри этих стен и быть не могло - сплошной бетон, там и мышь не проберётся.
Если сейчас разбудить Димку - закроется этот ход или нет? И когда мы сумеем открыть его снова?
В конце концов, я страшный и ужасный Хозяин Древней Библиотеки, или кто? Имею я право похитить маленького мальчика из его уютной постельки?
-Только не просыпайся... - прошептал я, заметив, как дрогнули Димкины ресницы. Кажется, он чуть улыбнулся во сне. Донести его до Двери оказалось легче, чем я думал, да и сама Дверь послушно раздалась в ширину и в высоту. Пяткой я нащупал ступеньку сразу за стеной. Лестница. Осталось только решить - идти вверх или вниз.
Ступенька подо мной настороженно скрипнула. Будто решала - кто мы такие, стоит нас вести или, для разнообразия, с грохотом и треском обвалиться...
Нет, она крепкая. Хорошая такая, старая лестница, сказал я ей. Хочешь конфектку?
Кушай сам, хихикнула лестница. И дверь за нами закрылась. А Димка проснулся и с любопытством оглядывался. Оказывается, тут было не так уж и темно.
Глава
5
. На дне
Представьте себе великанскую свалку. Палки, куски проволоки, пружины, ветки, какие-то жестянки, спутанные верёвки. И ещё много-много чего - а вы, размером с крошку-муравейчика, затерялись в середине этой кучи. Между завалами - довольно много пространства, воздуха, потому что хлам этот очень растопыренный. Свалке не видно границ, только сверху что-то вроде хлипкого дощатого потолка, сквозь который сочится сумеречный свет. Внизу всё как будто мутное, может быть, от пыли и паутины, или дело в самом воздухе, заполненном особого рода туманом - некоторые вещи словно расплываются, повисая между настоящим и призрачным существованием.
Лестницы везде. Не то чтобы их нарочно строили, иногда это именно лестницы, а чаще - они просто соглашаются "поиграть в лестницы" для нас. Будь это стена или балка - на ней обязательно окажутся ступени.
Таким было пространство за стенами. Или в стенах. Этого вам никто не скажет точно. Иногда дорога шла довольно свободно, а порой завалы теснились, мгла сгущалась, и мы упирались в преграду уже в виде натуральной стены - дощатой или каменной. Её можно было обойти, а можно притвориться, что уходишь, а потом вернуться - во второй раз стены, обычно, не оказывалось.
Если присмотреться и подумать, становилось ясно, что место это так перепутано вовсе не из-за того, что в него накидали всякий хлам. На самом деле, тут соединились, перепутавшись, разные времена, пространства... Они исказились в размерах и проросли друг в друга. Я не удивлюсь, если они ещё и сделались чуть-чуть живыми.
Где-то далеко, на самом краю различимости, копошились какие-то путники. Я показал на них Димке, и он схватил меня за рукав и хотел что-то сказать, а потом то ли забыл, то ли передумал. Путники ползли вверх по смятой соломинке и казались ожившими запятыми.
-Так книжка останется без запятых... - пробормотал я.
-Они тащат какие-то мешки?
-Торбы...
Мы пробежали по редко уложенным доскам, на которых остались клочки сена. Внизу, в душной темноте, кто-то утробно дышал. Дальше лестницы не было - какие-то столбики с плашками, длинная, дрожащая доска, карниз с осыпающейся штукатуркой, обляпанные резко пахнущими кляксами насесты, разлохмаченные верёвки, рваные одеяла и размочаленные ватники лежали грудами, все с запахом прели, и что-то шебуршалось и сопело.
Мы спрыгнули в тёмный проём, на сенную труху, и тут она провалилась под Димкой, он ушёл вниз по грудь, я еле успел его ухватить за шиворот, мы пыхтели и возились, но труха ползла и ползла вниз, и всё-таки мы упали.
Неглубоко.
Я чихнул.
Димка высунул голову из трухи - на волосах шапочка из паутины.
-Тьфу! Бэ...
-Дай, я тебя распутаю...
Мне стало смешно.
Где-то над нами тихо журчала вода. Плеск затихал, удалялся, и, когда я поднял голову, совсем исчез.
За дощатой перегородкой утробно дышал большой и спокойный зверь.
Резко запахло навозом. Потом ветер дунул с другой стороны, повеяло горячими запахами земли, запахи будто ошалели - они менялись, как будто кто-то перебирал таблички с ними, пробуя и соображая, какую поставить на передний план. Пахло травяным соком, пахло клубникой, полынью и протухшей водой в канаве. Пахло жмыхом и куриным помётом. Пахло жареными сырниками и карасями. Пахло парным молоком и овечьей шерстью. И когда зацвела акация, и аромат её разбавили прозрачные прохладные сумерки, я вздрогнул и помотал головой.
-Ну, пойдём! - Димка тянул меня за рукав. Я с удивлением повернулся к нему, но оказалось - он ничего не говорил и не двигался, сидел, так же, как и я. Померещилось, странно.
Я приотворил дверку сарая. Солнце вспыхнуло, и сразу стало жарко. У стены были пышные заросли калачиков, там была тень, и я тут же представил, как плюхаюсь туда животом и ногами, и руками, в прохладу, и лежа срываю тугие, ребристые плоды, почти безвкусные, травянисто-мучные, наверно, их надо испечь, я сделаюсь совсем маленьким и зашагаю по тропинке к крошечному домику у трухлявого пня, в другой руке сжимая травинку, чтобы отгонять несообразительных муравьев...
-Вечером...
-Что? - спрашивает Димка.
-Когда станет прохладно. Можно развести костёр.
...Тумбурли! Тумбурли! Тум-Тум-Тум!
Тум-бум-бах! Тум-бы-ба! Тум-Тим-Ба!
Кажется, ещё немного, и звёзды вплывут в окно. Они приближаются, как будто занавес втягивает сквозняком, тёмный занавес с крошечными золотистыми искорками. Я приподнимаюсь на постели и дую на них. Искры превращаются в мотыльков. Мотыльки пляшут под музыку.
Тум-бум-ба!
Костёр у ручья, у самого склона холма. Там сидят какие-то люди, и я, к своему удивлению, их не боюсь. Кажется, один из них - кузнец, у него огромные руки, тёмные от огня, пахнущие какими-то смазками и растворами, и каким-то нечеловеческим, прокопченным потом. Этот человек может сломать меч, просто согнув его руками.
Я очень хочу, чтобы кузнец рассказал Историю. Уж этот человек не станет говорить что попало, потому что даже в руках его живёт чудовищная сила...
Но кузнец молчит. Я нетерпеливо верчу головой - где та музыка, которая заставила меня выбежать ночью из дома?
Наконец, я вижу его - огонь вспыхивает ярче, освещая скрюченную фигуру - она пристроилась поодаль, у глинистого козырька. Фигура неподвижна, но из-за пляски света и тени мне мерещится, будто существо то подносит к губам флейту, то шлёпает ладонью в маленький, но гулкий барабан.
Люди у костра перекинулись парой коротких фраз, разливали по кружкам пиво. Кто-то сунул прохладную и огромную кружку мне, кто-то коротко засмеялся. Я понял, что ужасно хочу пить.
Голова легко кружилась. Я сделал шаг от костра, стало светлее, и существо у холма кивнуло мне. У него были маленькие, тёмные глазки, но когда оно смотрело прямо в меня - эти глаза делались огромными и прекрасными. Я задохнулся ароматами ночи и шагнул к нему.