...Кожух остался на службе. Сказал, дождусь результата - и сразу тебе отзвонюсь. Я же - куда? - домой, конечно. В свой настоящий дом, к стареньким родителям, к маме. К вечному чувству вины, о котором мамуля моя не догадывается, к этому жалящему, разъедающему память чувству, о котором никто никогда не узнает... Но дрогнуло сердце, слетели с губ непрошеные слова: "Здесь притормозите", - и такси выгрузило меня вовсе не там, куда стремился дух умирающего воина. Не решился я - к маме. Реальность корчилась в агонии. Моя огромная и пустая комната с нунчаками на подоконнике не так уж пуста, как шепчутся, вот туда я и приполз за утешением. Мои книги на полу, мои незатейливые спортивные снаряды... электроплитка, где я готовил себе овощи и каши... вовсе не за этим я вернулся. Ожидая ответ из лаборатории и все еще на что-то надеясь, я занялся самолечением. Мальчик наивный, идиот, бывший когда-то учителем... Справочник по токсикологии, который я украл у эксперта, поведал мне мое будущее. Червячок, живший до сих пор в подсознании, выбрался наружу. Не зашло ли действие токсина так далеко, что стало необратимым? - вот, оказывается, о чем я думал несколько последних часов. Я просматривал справочник и... нет, не плакал; глаза раздирала такая же сухость, как и все мое убитое тело. Страшный вопрос разрешился полностью. Чем бы ни накормили меня вчера, будь то вытяжка из бледной поганки, будь то споры ботулизма, - надежды нет. Ответ из лаборатории станет приговором, а приговор вскоре приведут в исполнение... Самолечение, как и следовало ожидать, дало обратный эффект. Опять меня вынесло из всех дырок сразу - и вместе с бессмысленной марганцовкой я освободился от страха. Я перестал наконец бояться! С ледяным спокойствием я сказал себе: вот он, уникальный шанс подняться на новый уровень самопознания. Перепрыгнуть через несколько уровней. Не упусти шанс, человек... Да, я всего лишь школьный учитель. Я - это мой долг, это цепь моей Кармы. Цепь прочна, но чем ее разбить, как не выполненным долгом? Простой кулак превратится в Лучезарную звезду, а удар кулака - в ослепительное прикосновение Мудрости... Лишь настоящий учитель шагнет на эту ступень! Взяв необходимое, я оставил свою келью навсегда. В конце пути меня ждал ты...
ПОДВИЖНЫЕ ИГРЫ В ПОМЕЩЕНИИ
Она - из тех женщин, которые используют вместо зеркальца кухонный нож. Этот нож лежит в кухне отдельно от остальной утвари, чтобы сталь не попортилась. Такова семейная легенда, рассказанная однажды Щюриком. Поэтому я перевожу себя в режим "спинной мозг", чего бы это мне ни стоило. Чтобы никаких нам сюрпризов. Третий глаз на затылке, все интеллигентские рефлексии - в загон! Втягиваю дамочку в квартиру и захлопываю дверь. Одним взглядом она охватывает и разгром в прихожей, и сорванное украшение из пивных пробок, и труп кота на столике, и мою исцарапанную руку. Потом Идея Шакировна видит ноги сына, торчащие из-под бельевого бака, бежит в комнату - еще секунда, и грянул бы взрыв. Ох, наломала бы она дров... Я опережаю ее на эту секунду. - Ида! - зычно (как мне кажется) командую я. - Стой, раз-два! Она стоит. Тем более, мужа своего подвешенного обнаруживает. - Никаких телодвижений, - говорю я, - иначе потолок рухнет. Здесь главное - чем бoльшую глупость сморозишь, тем скорейшего эффекта добьешься. - Землетрясение? - с абсолютным хладнокровием спрашивает Идея Шакировна, осматриваясь. - Так я и знала, когда шла домой, что дома - тоже землетрясение. Голос у нее низкий, властный. Хозяйка. - Сумочку снимите, - прошу я. - Потом плащ. Потом - медленно - подайте все это мне. - С другой стороны, - как ни в чем не бывало продолжает она, - если потолок рухнет, то мой муж освободится от вашей петли. А Ленечка, умничка, уже в укрытии. Причин для волнений нет. Из-за чего вы так волнуетесь, Димочка? Я - волнуюсь? Грандиозная женщина. - Устала, как собака, - жалуется она, - освобождаясь от сумочки и верхней одежды. - Двадцать человек за ночь! Везли и везли. Иногда и двух на всю больницу не наберется, а сегодня наш экспедитор просто уж не знал, куда машины разворачивать... Она взбрыкнула, все-таки взбрыкнула! Пока заговаривала мне зубы, освободила у сумочки защелку... В режиме "спинного мозга" свою реакцию я не контролирую. Некий сверкающий предмет, выпав из ее руки, тяжело брякнув о сервант, а сама шалунья уже лежит, опрокинутая на спину. Доля секунды. Я сажусь рядом, прижав коленом ее рассыпавшиеся по полу волосы. Какие же у нее великолепные волосы рыжие, с зеленоватым отливом, совершенно натуральные... масть Кота Дивуара, надо полагать, подбиралась с толком, отнюдь не случайно... - А ну - кулаком! - яростно шипит женщина, неестественно задрав подбородок. - Добивай, шакал! - Леонид, не снимай бак! - в очередной раз кричит Щюрик. И смех, и грех. - Я не хочу никого избивать, - спокойно говорю я им всем. - Кулак не для того, чтобы бить, а чтобы направлять... Эй, папаша, - зову я Барского, - в какую часть ведра постучать? Поруководи хоть немного процессом воспитания, это же твой ребенок! - Отпусти Иду, ей больно! - кричит он. - В верхнюю часть бака или в нижнюю? - я терпелив. - В нижнюю. - Отлично. Объединив усилия, мы многого добьемся. Я кидаю пробочку от пива. Металл с готовностью отзывается. И Леонид тоже отзывается: - Кто там? В голосе мальчишки - слезы. - Теперь скажи что-нибудь своей жене, - велю я Щюрику. Та, не в силах шевельнуться, с ненавистью смотрит на меня снизу вверх. - Ида, он спятил, - выдавливает из себя урод. - Он решил, что я его отравил. Ты, главное, не принимай поспешных решений. Пользуясь положением, я смотрю поверженной женщине в глаза. - Оставим проблему безумия философам, многие из которых, кстати, истинную мудрость полагают именно безумной. Насчет остального, сказанного вашим мужем, - сущая правда. Жить мне, Идея Шакировна, всего ничего. И терять мне, соответственно, нечего. Ну как, можно рассчитывать на ваше благоразумие? - Буду паинькой, - отвечает она. "Буду паинькой", - густым, сочным контральто - ух, как впечатляет! Я убираю ногу с ее волос. Она свободна. Она, презрительно усмехнувшись, поправляет задравшуюся юбку и желает подняться. - Вам лучше посидеть на ковре, - останавливаю я это движение. - Отползите, пожалуйста, в тот угол. Правильно, сюда. А теперь снимите обувь и бросьте ее в прихожую. Спасибо. - Я женщина восточная, - соглашается Идея Шакировна. - Мое дело повиноваться мужчине. Ваши изысканные, тонкие манеры, какие я имела удовольствие испытать на своей прическе, убеждают лучше любых слов. Даже мой парикмахер не додумался до таких радикальных приемов... Не обращая внимания на эти змеиные укусы, я поднимаю с пола вещицу, при помощи которой хозяйка квартиры только что пыталась атаковать меня. Это была... столовая вилка! Не простая. Огромных размеров, чистого серебра, старинной работы. Широко расставленные и очень острые концы. Настоящее оружие. Неужели медсестра носит в дамской сумочке этакий антиквариат? Неужели история про нож вместо зеркальца - не сплетня? - А вот перемигиваться друг с другом совсем не обязательно, - предупреждаю я, стоя к женщине спиной. - Я чувствую каждый ваш жест, поймите это наконец. Специально обучался. Если хотите поговорить с мужем - пожалуйста, говорите. - Как дежурство? - спрашивает Щюрик, пытаясь отвлечь жену. Мужественный парень. Черт возьми, он все более мне симпатичен, как в старые добрые времена. - Сумасшедший дом, а не дежурство, - подхватывает она тему. - В терапии бабка одна с ума сошла, всю ночь бродила по палатам, перебудила всех, потом улеглась спать в коридоре, никого не слушая, и под утро умерла. Ужас. А еще... - Идея Шакировна ненадолго примолкает. - Дикость какая-то, мальчики. Андрея Гавриловича убили. Говорят, палками задушили. Я, правда, представить себе этого не могу - чтобы палками... - Нунчаками, - вставляю я. - Чем? - Они же - "нинья" по-японски. Две крепкие палочки, скрепленные короткой стальной цепью. Такими задушить нетрудно. - Про Русских мы уже знаем, - поспешно говорит Щюрик. - Из новостей. Большое горе. Ты была у матери? - Обязательно. - И как она? - Как всегда. Поливает тебя грязью. Я разворачиваюсь к женщине. Антикварная вилка в моей руке - вместо указки. - Простите, что прерываю. Мне просто любопытно. Вы эту штуку всегда с собой таскаете? - Формально вилка не считается холодным оружием, - вместо жены отвечает муж. - По-моему, зря не считается. Эта распугает, кого хочешь. - Коля посоветовал? - Коля. Время абсурда, думаю я, сдерживая спазмы смеха. Время тотального дзена. Смех - основа дзена, равно как и плач... Рассмеяться или заплакать невозможно - умру от боли... - Особенно вилки эффективны в штыковом бою, - размышляю я вслух. Пристегиваются к дезодорантам и пудреницам... - А серебро, кстати, очень не любят... сами понимаете, кто, - кокетливо добавляет дама. - Ночные организмы определенного сорта. - На самом деле вот что удивляет, - продолжаю я с ходу. - С какой стати старшая медсестра дежурит в приемном покое по ночам? Или вас понизили в должности, Идея Шакировна? Супруги молчат. Недоуменно переглядываются. Она берет слово: - Во-первых, людей не хватает. Во-вторых, "скорые" деньги - это не такая уж малая добавка к зарплате, зачем же отказываться? В третьих... какое вам дело? - И ты ей веришь? - обращаюсь я к Щюрику. Теперь - персонально к нему. - Ида, - голос его задрожал. - Идочка... Знаешь, кто убил профессора Русских? Этот человек. Это он, понимаешь! А десять минут назад он пытался убить нашего кота. Он на все способен. Я тебя умоляю, ты только не дразни его. Я с облегчением опускаюсь в кресло. - Слушайте меня внимательно, дети. Прежде чем мы перейдем к следующему уроку, запомните правила техники безопасности. Правила просты: ничего не делать без команды. Самодеятельность карается. В окна тяжелые предметы не швырять, в стены не стучать, не орать. Иначе всё кончится быстрее, чем нам бы всем хотелось. - Что кончится? - с вызовом спрашивает женщина. - ВСЁ! - вколачиваю я в ее личико. Она отшатывается. Я возвращаюсь в кресло. - Ида! - стонет мужчина. - И дома тоже... - искренне обижается она. - Ни сна, ни отдыха... Мечтала, как положу голову на подушку, вытяну ноги... А ведь их всех, конечно, придется убить, неожиданно для себя понимаю я. С непривычки - думать об этом непросто. Но разве не для того я сегодня тренировался, чтобы обратить непривычное в простую и доступную форму! В форму истинной Мудрости... И ребенка? - думаю я. С некоторым усилием: да, конечно. Ребенка - тоже. Моя Реальность - едина для всех, и шагнуть на новый уровень мы сможем только вместе. Они станут ступенькой, а я - тем, кто на ступеньке... Как последний звонок в выпускном классе - один на всех. Дз-зенн! Дз-зенн!