Кира видела бумаги впервые, читала внимательно и искала повод выказать свое недовольство - в пику Жданову! Ночью он ушел от нее окончательно и навсегда , но она еще не осознала этого и ревновала ко всему, что связано с этой самонадеянной киевлянкой.
Она усомнилась в выгодности покупки аксессуаров, в частности сумок, в Киевской фирме, но Зорькин, виртуозно оперируя цифрами, доказал ей и всем собравшимся обратное.
Кира скорбно вздохнула, и больше не возражала.
Зашелестели бумаги, заскрипели ручки, усердно выводя подписи.
Звон бокалов, брызги шампанского, любезные слова и даже поцелуи, и…
И на этом все должно было закончиться, но раздался голос Жданова.
- Минуту внимания, дамы и господа! - по залу пролетел недовольный гул. У каждого были причины поторопиться покинуть мероприятие.
- Я не задержу вас надолго, я только должен сделать заявление.
Шум продолжался - отодвигали стулья, переговаривались, и Катя как всегда пришла ему на помощь.
- Пожалуйста, не расходитесь! Давайте выслушаем Андрея Павловича!
В наступившей тишине она обратилась к Жданову:
- Говорите, Андрей Павлович, мы Вас внимательно слушаем.
Жданов колебался долю секунды, может даже хотел отступить от задуманного, не озвучивать свое решение, но после действий Катерины молчать было уже неприлично - назвался груздем, так полезай в кузов!
- Поскольку здесь собралось все руководство «Зималетто», я хочу сообщить, что я ухожу из компании. В Киеве мне сделали выгодное предложение, предлагают возглавить основное производство. Я не решился сразу, все-таки «Зималетто» мне очень дорого. Теперь же вижу, что это будет единственно правильное решение.
- Но почему, Андрюша?- Маргарита первой задала этот вопрос, бывший у всех на устах.
- Компания в надежных руках, работает слаженно, все на своих местах. Я здесь просто лишний. Я не вижу перспективы для себя.
- Ты едешь к Надежде? - Кира не скрывала злорадства, с усмешкой глядя на Катю.
- Я еду работать. И надеюсь, что Надя поможет мне. Она в этой фирме работает давно, знает досконально все производство.
Я принял решение, и оно не обсуждается. Георгий Юрьевич, оформите документы должным образом - по старой памяти.
- Йес! Ошеломиссимо…
В дверях Жданов пропустил вперед Надежду, и они покинули зал заседаний.
Вскоре черный «Порше» увез их в неизвестном направлении.
***
В комнате было темно. Веселые занавеси в цветочек задернуты, свет выключен. Но Катя и в темноте, и с закрытыми глазами “видела” свою комнату, родную до мелочей.
С двери на нее смотрит Джон Леннон, а рядом на стене Эйнштейн, дразнит ее, высунув язык. Раньше она с ним дружила, отвечала ему тем же манером-то язык покажет, то подмигнет. Сейчас ей не до этого.
Сразу после совещания она сбежала - не могла находиться в кабинете, боялась расплакаться на виду у всего офиса. До дома дотерпела, еще и родителей удалось не встревожить - сказала, что голова болит, давление видимо поднялось. Они поверили - Валерий Сергеевич сам с давлением дома остался. Елена Александровна тут же принялась хлопотать теперь уже возле дочки - мужу таблетки были даны, отвары приготовлены, просмотр футбола отменен категорически.
Катя попросила ее не беспокоить - она полежит, отдохнет, может все само пройдет, а если уж нет, тогда она согласится на процедуры.
Мать с сомнением посмотрела на нее, но настаивать не стала – пусть полежит Катенька. Материнское сердце чуяло, что дело не в усталости. Елена Александровна, проводив дочку до двери в ее “светелку” не успокоилась, и время от времени проходила мимо, прислушивалась.
Катя устроилась на диванчике. Она не разобрала постель, не разделась, так и легла поверх пледа, в крупную красно-синюю клетку, укрывшись им же - ее знобило.
То была не простуда. Ее тело содрогалось от нервной дрожи. И мысли содрогались …
Она никак не могла смириться с ситуацией. Обида на себя, на Андрея душила ее, разрывала сердце.
Ведь все могло быть иначе! Если бы они успели поговорить. Если бы объяснили друг другу свои поступки. Невозможность что-либо изменить, удручала больше всего.
Теперь Катя понимала, каково было Андрею, когда он пытался объясниться с ней, а она не давала ему такой возможности. Она ударилась о стену, воздвигнутую собственными руками!
Подумала так и расплакалась. Боль выходила со слезами, но меньше ее не становилось.
- Катенька, доченька, что с тобой? - мать оказалась рядом, Катя не заметила, когда она вошла, нарушив просьбу дочери.
И Катя была этому рада - плакать на груди у матери совсем не то, что в равнодушную подушку, которой все равно от радости эти слезы, или от горя.
А мама обнимет, прижмет к себе, погладит по голове.
- Катенька, ты поплачь, поплачь. Расскажи, если хочешь. Я же тебе не чужая, я все пойму. Помочь постараюсь.
- Никто мне уже не поможет! Он уехал. Совсем уехал! Навсегда.
- Кто уехал?
- Жданов уехал, Андрей Павлович…
- В командировку? Ты говорила, я помню.
- Это давно было. Теперь он ушел из «Зималетто», уехал…
-А ты что же… Вы же…
- А я люблю его! Я давно простила его, я хотела… я собиралась… а он уволился….
- Так позвони ему! Скажи… Он вернется!
- Нет, мама, не вернется. Он уехал с другой женщиной. Он разлюбил меня, он смог, а я не могу.
- Не любил, значит, и ты забудь.
- Любил, я это всегда чувствовала, только не верила. Не хотела его слушать… А теперь поздно. Все поздно!
Новые потоки слез вырвались из глубины, из самого сердца. Рыдания перешли в истерику. Теперь уже Катя не скрывала их. Ей было все равно, кто и что подумает.
Валерий Сергеевич суетился тут же, приносил капли и мокрое полотенце - Елена клала его на лоб дочери - у той поднялась температура, она вся горела.
Забежавший после работы Зорькин настоял на вызове скорой помощи - нельзя оставлять Катю в таком состоянии на ночь!
Врач предложил ее госпитализировать , но потом согласился подождать до завтра. Кате сделали уколы и она заснула.
Мать не стала будить на работу - подождет работа, здоровье важнее.
Позвонившему Павлу Олеговичу было сказано, что Екатерина Валерьевна заболела и видимо серьезно - ждать скорого выхода в «Зималетто» не стоит.
Пришлось Жданову-старшему отложить возвращение в Лондон и, засучив рукава впрячься в работу.
Через неделю Катя нашла в себе силы, пришла в офис и поговорила с Павлом. Была она такая бледная, похудевшая - черные круги под глазами, - что он согласился отпустить ее из компании. Ничего не поделаешь: человеку нужен отдых, перемена обстановки. Не для хрупких девичьих плеч такой груз.
Валерий Сергеевич тоже уволился - что ему делать в компании без дочки? Кому помогать? Да и возраст…
А Зорькин остался. И должность финансового директора за ним сохранилась - Павел Олегович оценил его способности!
Все шло своим чередом. Компания вышла из кризиса, набирала темпы производства, увеличивала прибыль. Все были довольны. Только не было больше азартной, инициативной группы: Жданов-Малиновский-Пушкарева. Распалась группа.
Малиновский с работой справлялся, но душой был среди “рыбок-птичек-бабочек”
Жданов в Москве иногда появлялся - исключительно для того, чтобы развеять тоску-печаль с другом в баре или клубе, с тем же “набором джентльмена”: рыбки-птички-бабОчки.
А куда исчезла Пушкарева, никто не знал.
========== Глава 4. Катя. Часть1. ==========
Глава 4. Катя.
Петербург встретил Пушкареву сыростью - небо прохудилось и через прорехи капало. Август-еще летний месяц, но дождь был явно осенний: мелкий, нудный, холодный, он сеялся почти непрерывно.
По оконному стеклу скатывались капли-слезы - природа оплакивала безвременно ушедшее лето. В то, что лето еще вернется, почти не верилось.