Выбрать главу

Позади нее стояла другая женщина. Эта гостья не захватила с собой зонт, зато на ней была шляпка с черной кружевной вуалью, что закрывала лицо.

… Все люди как будто оцепенели. Они почти не передвигались, а если двигались, то очень медленно, плавно. Их будто из пластилина вылепили.

Вот на середине сада появился гроб, обложенный черными розами. Розы были и в руках у каждого гостя.

Музыка заиграла громче и протяжнее. Все внимание привлек гроб. Потихоньку мужчины и женщины подходили к нему и преподносили цветы. Кто букеты, кто корзины, кто по две штуки…

Я спряталась за скульптуру плачущего ангела. Я не хотела смотреть, кто лежал в гробу и мечтала исчезнуть.

Заупокойная месса все не заканчивалась.

Я съежилась в комок и прижалась к спинке ангелочка. Мне стало как будто теплее. Я устроилась удобнее возле его подбитых крыльев и не спешила выходить.

Но я резко очнулась, потому что музыка прекратилась.

Я осторожно выглянула из-за скульптуры.

Мужчины и женщины так же стояли. Кто-то из них смотрел на гроб, кто-то на землю, кто-то на чёрные розы. Но мне показалось, что все их взгляды были устремлены на меня. Они ждали, когда я подойду к гробу. Словно это было заключительным решающим действием на жутком мероприятии.

Противиться всем я не могла: слишком тяжел груз и давление. В конце концов, ничего со мной не случится. Я подойду к гробу, посмотрю, кто там лежит, и все это прекратится. Чёрная зима пройдет.

Я медленно побрела к гробу и тут заметила какое-то движение в гуще голых деревьев. Там кто-то пробежал.

Зверь.

Вот он опять показался – огромный белый волк.

Он сел возле гроба.

Я остановилась на мгновение, но тут же продолжила шаг.

Гроб, обитый черным бархатом, был закрыт. Его крышку украшали крупные бутоны черных роз. На них, словно бабочки, сидели крохотные фарфоровые ангелочки. А на самом центре гроба расположилась миниатюрная копия плачущего ангела, за которым я пряталась. Только этот малыш был без крыльев. Они лежали в кучке мелких конфет, а он их оплакивал…

Я заплакала вместе с ним. Невыносимо смотреть на страдания ребёнка. Я закрыла лицо ладонями, лишь бы не видеть гроб. Но это не помогло: мои ладони были прозрачные. Тогда я не нашла другого выхода, как открыть гроб лишь бы не видеть ангела.

Волк приблизился ко мне, чтобы помочь. В груди же моей что-то трепыхалось и бесилось, тоже желая участвовать.

Мы открыли крышку гроба, и меня и волка откинуло назад. Я упала на спину. Волк испарился.

Я посмотрела назад. Гостей, казалось, ничего не встревожило.

Я обернулась. В гробу лежала девушка из моего рисунка – измученная и одинокая, что стоит перед аллеей.

Сердце мое бухало так сильно и, кажется, приблизилось к глотке. Оно стучало и стучало, что я начала задыхаться. Я закричала, но крика не последовало.

Закрыть глаза не получалось. Веки не слушались. Я приросла к земле и была вынуждена смотреть на девушку в гробу.

Внутри он был обшит белой тканью. Покойница, казалось, безмятежно спала. Я даже заметила движения грудной клетки, которая то опускалась, то поднималась. «Мертвая» девушка и правда сладко почивала.

На ее теле отсутствовали раны, как на рисунке. Белое платье словно только пошили и надели на нее.

Мне показалось, что ей было спокойно и безмятежно почивать. И я вдруг осознала, что теперь ее все любят: пластилиновые мужчины и женщины. Неужели для этого нужно было лечь в гроб?

Я не верила в эту бессмыслицу, а облик девушки начал меняться. Она все больше стала походить на страдалицу с моего рисунка. Вдруг ее лицо дёрнулось, брови нахмурились, тело зашевелилось.

На миг я перестала дышать, и, казалось, превратилась в пластилин, как и гости в черных одеждах.

Я боялась реакции ожившей девушки. Она закричит? Заплачет? Сойдёт с ума?

Она просто пыталась встать из гроба, словно проснулась в кровати, но у нее не получалось.

Сзади я почувствовала чьё-то живое присутствие. Волчьей осторожной походкой к гробу подошёл мужчина в белом. Он резко контрастировал с гостями в чёрном, но сливался с зимним пейзажем. Он помогал покойнице выбраться из гроба. Она же отбивалась от него руками и даже зарыдала, да так громко и жалостно, что я расплакалась вслед за ней. Она отбивалась от «волка». Он же отошёл назад и стал наблюдать.

Ее крик вылетал, словно рык из горла, на выходе превращаясь в слова:

– Усыпите меня, усыпите меня! Я не хочу жить!

Но прямо с седых облаков посыпались листья от блокнота, исписанные уже знакомыми буквами, а эхом слышалось: любите меня, любите меня…