Первым пришел хозяин дома, в котором снимала комнату Венкова. Это был щуплый человек с розовыми щеками, чисто выбритый. На нем была стародавнего покроя блуза из дорогой материи, на ногах лаковые, немного уже потрескавшиеся туфли. Работал он закройщиком. Он нисколько не волновался, в прищуренных по привычке глазах, — словно прицеливался с какой стороны отрезать, — в самых уголках затаились насмешливые морщинки, и все время казалось, что он вот-вот заразительно рассмеется:
— Я с ними, с бабами, особых дел не имел, — заявил он решительно, когда узнал в чем дело. — Работаю много, сами понимаете. С кем шашни заводила квартирантка — аллах знает. Каждый на свой аршин меряет. Тем более, за квартиранткой никогда не следил, жена с ней дела вершила. Видел, понятно, девушка скромная, а больше мне ничего не надо. Другое дело, если бы она начала дома куролесить, тогда я бы принял крутые меры: марш со двора — и кончилось знакомство.
— Я с вами не совсем согласен, — возразил Урманов. — Девушка жила одна, без родителей. Кто-то должен за ней присмотреть, совет дать. И вы это обязаны были сделать как советский человек.
Какие советы?! — вдруг разъярился мужчина. — Чего вы мне мораль читаете? Плохого поведения не было, жалобы не поступали, девушка — как девушка. Зачем же зря тревожить человека?
Когда Урманов отпустил закройщика, в кабинет вошла Валя. Да, это была та самая Валя, которая не хотела с Михаилом разговаривать в больнице. Явилась она в белой блузке и коричневой юбке. И глаза она опускала так же, как в палате: стеснительно и настороженно.
Валя встречалась с Соней, — по соседству чего не бывает, — но ни в кино, ни в парк с ней не ходила. И ничего предосудительного за девушкой не замечала. Два раза видела ее с молодым человеком: парень так себе, в дешевом костюме, может быть, парень заводской. Не знакомились.
— Опишите его внешность, — попросил Урманов.
— Как бы сказать? Роста он среднего, вроде бы худощавый. Глаза и брови светлые, лицо белое. Нос? Очень курносый парень. Подбородок? Круглый. Губы, заметила, тонкие. Скуластый? Нет, не скуластый. На вид приятный хлопчик. Да, еще забыла: волосы у него курчавые.
Валя сидела на краешке стула, вспоминая, морщила переносицу, опускала глаза и поднимала их на подполковника стеснительно. Руки она держала на коленях. Михаил заметил, что изредка она исподтишка посматривала на него.
Потом в управление приходили знакомые Венковой по работе. Все они заявляли, что Соня девушка скромная, но скрытная. Ни с кем особенно не дружила, держалась замкнуто.
Все эти сведения нисколько не проливали света на мотивы преступления, и Михаил, отпросившись у подполковника, ушел. С собой он прихватил спичечную коробку, которая оказалась настолько загрязненной, что определить на ней оттиски чьих-либо пальцев было невозможно. Однако инициалы на спичечнице вызвали у Михаила довольно определенные подозрения, и подполковник поручил ему проверить свою версию.
СООБЩЕНИЕ ТРУСОВА
К концу дня Михаил возвратился в отделение в приподнятом настроении. Товарищи встречали его радостно, дотошно расспрашивали о здоровье, шутили. Особенно обрадовались его выздоровлению женщины из паспортного стола.
Михаил разговаривал с коммунистами, собирал членские взносы, узнал, что за время его болезни не проведено ни одной беседы, ни одной политинформации. Познакомился с новым заместителем начальника отделения по оперативной части капитаном Акрамовым, заменившим долго болевшего и ушедшего на пенсию Власова. Капитан понравился Михаилу: несколько медлительный, но внимательный, осторожный в выражениях, прямой, с умным взглядом удивительно блестящих черных глаз. «Этого человека трудно выбить из равновесия, но если он попрет, то как чертолом», — шутливо определил характер нового заместителя один из оперативников.
У кабинета Михаила ожидал участковый Трусов. Щеки его алели по-прежнему. Вся фигура участкового, — подтянутая и ладная, — производила очень приятное впечатление. Увидев Михаила, Трусов пошел ему навстречу, как утром. Выло понятно, что ему очень хотелось поговорить с лейтенантом, и Михаил пригласил младшего сержанта к себе.
Исключительная честность и прямота Трусова были известны Михаилу, и он ценил эти качества молодого работника, но вот с девичьей стеснительностью, какой-то ребячьей непосредственностью, которую Трусов проявлял на каждом шагу, Михаил никак не мог согласиться. Работа участкового трудная: он и оперативник и воспитатель, и стесняться нельзя, когда речь идет о пресечении преступления или поимке спекулянта. В понятии Михаила почему-то стеснительность и непосредственность никак не вязались с обликом милицейского работника. У него даже зародилась тревога: как шли у Трусова дела во время его отсутствия?
— Рассказывайте, — попросил он.
Трусов с удовольствием и подробно рассказал о своей работе на участке за то время, пока Михаил болел. Оказалось, что дела у него в полном порядке, он поймал воришку и предупредил ограбление квартиры. Его отметили в приказе. Михаил похвалил участкового и спросил, зная, что Поклонов живет на участке Трусова:
— А как чувствует себя Филипп Степанович?
— Так вы же сами были у него, — напомнил Трусов с недоумением.
Осведомленность участкового обрадовала Михаила, и он не удержался от вопроса:
— Вам уже известно?
— А как же! Тут, понимаете ли, Михаил Анисимович, вопросы у меня возникают… Поклонов иногда уходит из дома в милицейском костюме. Для чего, скажите? Ведь он в милиции не работает… А потом — к нему часто заглядывает Виктор, сын начальника. Этот паренек, мне кажется, за старое взялся. Вот и приходится быть осведомленным. Я с жинкой Поклонова подружился. Она тихая женщина, справедливая, а муж ее ни во что не ставит, издевается. Работает теперь она. и все равно жить им трудно. А он еще продолжает пить… Как они вас приняли? — спросил он вдруг.
— Не особенно хорошо, — признался Михаил. — Мы ведь с Поклоновым на ножах, в своем провале он ви пит меня.
— Как же так? — не понял Трусов. — Мне казалось, он одумался. Ефросинья Силантьевна рассказывала: муж собирался передачу вам отнести…
— Передачу?! — воскликнул Михаил.
— Получали?
— Получал, получал… — спохватившись, проговорил Михаил спокойно. — Но знаешь, Петр, вместе с яблоками была прислана записка с угрозой.
— Что вы говорите?! — Трусов вскочил. От возмущения он некоторое время не мог говорить и только покачивал головой. Потом воскликнул:- Экий подлец оказался! А если привести его сюда с женой и прижать?
— Едва ли прижмешь. Откровенно говоря, я не особенно уверен, что именно он угрожал. Ходжаев этим делом занимается. И надо нам как следует обдумать свои действия. Пока я посоветую вам не упускать его из виду, узнать с кем он связан, на какие средства пьет.
— Постараюсь, товарищ лейтенант! — приложил к козырьку руку Трусов.
ПРОПАЖА РЕБЕНКА
Младший сержант ушел озабоченный, а Михаил пошел по отделению. У перегородки, за которой сидел дежурный, Михаил увидел молодую женщину, вытиравшую глаза косынкой. И пот на лице, и грязные туфли говорили о том, что она долгое время провела в пути. Дежурный коротко рассказал историю этой женщины. Утром она пришла в отделение с просьбой поискать ее трехлетнего ребенка, которого она потеряла на рынке- замешкалась с покупками и сынишка убежал. А когда спохватилась и бросилась искать, было уже поздно, и ребенка она не нашла. Люди видели, что мальчика повела какая-то женщина, дала ему конфету, а куда они ушли, никто не приметил. Дежурный по отделению позвонил во все детские комнаты города, но нигде мальчика не оказалось. Он посоветовал женщине зайти к концу дня. Были случаи, когда женщины уводили безнадзорных ребят домой, кормили и даже мыли, а потом сообщали в милицию. До вечера никаких сведений о ребенке не поступило, и дежурный беспомощно разводил руками, виновато поглядывая на убитую горем мать.