Я не хотел в плен. Поэтому, нереальным усилием воли, цепляясь пальцами за высохшую землю, за торчавшие из нее камни, стебли растений, помогая себе локтями куда-то пополз. Неважно куда, главное подальше от места нападения. Духи будут тут очень скоро, они не должны меня найти. В темноте никто тут прочесывать ничего не будет. Духам не до этого — прибегут, добьют живых, возьмут самое ценное, что можно забрать и свалят.
Медленно, но верно, я полз вперёд. Движение за движением. Через боль. В голове пульсировала только одна мысль — ползти, ползти, ползти. Метр, ещё один. Ещё метр. Ещё.
Спастись. Выползти из зоны видимости, чтобы меня не увидели, не схватили.
Второй раз умирать не хотелось… Да что там, мне и первый раз не хотелось! Но тогда у меня выбора просто не было — либо несколько смертей, либо только одна. Я российский офицер, со своими собственными идеалами, я тогда не мог поступить иначе. Времени соображать — тоже не было, вот и накрыл собой ту проклятую гранату. Внезапно поймал себя на мысли, что может это меня так «сверху» отблагодарили, за то что без раздумий пожертвовал собой? Спас гражданских, женщин. Мол, второй шанс?
Сейчас ситуация была совсем иной, правда впереди по-прежнему маячила смерть.
Я полз и полз, кое-как сдерживая тошноту, игнорируя слабость. Ненадолго останавливался, через боль вдыхал воздух в легкие, усилием воли заставлял себя двигаться дальше. Мутным взглядом выхватывал из темноты какой-нибудь камень, полз до него, затем искал другой ориентир. Я даже не мог сказать, быстро шло время или медленно — я как будто бы находился вне его. Сколько я прополз? Тридцать метров? Пятьдесят? Сто?
Сзади послышались голоса. Говорили на пушту, вроде бы.
Но я полз дальше, не обращая внимания. Затылком чувствовал мерзкое ощущение того, что в любой момент в меня прилетит пуля. Когда кто-то позади выстрелил, я аж вздрогнул. Но свои намерения не изменил… Дайте только выбраться, дайте выжить, а я еще дам знать о себе.
В какой-то момент я вдруг почувствовал, что заваливаюсь куда-то вниз и падаю. Кубарем качусь, бьюсь локтями, коленями головой. Задыхаюсь в пыли. Перед глазами сплошное мельтешение.
В таком состоянии невозможно было как-то оценивать своё самочувствие — пожалуй, тут уместно всего одно слово — дерьмовое. Без вариантов.
А скатившись вниз, я попал в какую-то вязкую грязь. На этом силы покинули меня окончательно — всему есть предел, каким бы подготовленным ты ни был…
Майор Игнатьев был в плохом расположении духа. Он лежал на больничной койке, мрачно смотрел на свои перебинтованные ноги и сильно сжимал и разжимал кулаки.
Да, в крупном госпитале Ташкента ему провели сложную операцию, в результате которой удалось восстановить перебитую пулей кость. Изначально она срослась плохо, от чего её снова пришлось ломать. Оказали все необходимые процедуры… Да, в советское время военная медицина тоже не блистала, но тогда хотя бы было человеческое отношение. Раненому давали все, что было. Нужно — бери! Больно? Сейчас поможем, хоть как-нибудь. А сейчас военная медицина — это одно название. Позорище, кто бы там что ни говорил. Собачье отношение.
Помню, как я как-то дал в зубы начальнику отделения гастроэнтерологии. Получил по заслугам.
Правда, какой-бы удачной не была операция, для организма ничего бесследно не проходит… Уже позднее Игнатьеву сообщили, что бегать как раньше, он уже никогда не сможет. Одна нога стала немного короче другой, про высокие нагрузки можно было забыть.
И сей факт его серьёзно выбил из колеи. По сути, это означало, что его снимут с должности и в лучшем случае, посадят где-нибудь в штабе. А то и вовсе, отправят на «дембель», точнее на заслуженный отдых. Бессрочно.
Командир группы «Зет» являлся тем самым человеком, который до мозга костей был военным. Он больше ничего не умел, вся его жизнь была посвящена только армии. Это не плохо, но лишь в советские годы. В будущем все резко изменится — не каждый сможет стать гражданским, не каждый.
И вот теперь, вверенная Игнатьеву чуть ли не лучшая группа разведчиков во всём Афганистане, лишилась своего командира. А ведь он, несмотря на звание майора, несмотря на выслугу лет, на имевшийся опыт, добровольно вызвался проходить все «скачки» вместе со своими парнями, хотя по факту командование от Игнатьева такого не требовало. Это было сугубо его решение, которое позволило максимально сплотить команду между собой. Сблизить командира и подчиненных. Спустя время, майор Игнатьев пользовался беспрецедентным авторитетом среди своих людей, да и многие командиры, коллеги и разведчики знали, какой он человек.