— Эй… Где мы сейчас находимся? Квадрат?
— К-7…
— Точнее!
— Высота одиннадцать сорок три.
— Высота одиннадцать сорок три, повторяю — высота одиннадцать сорок три. Срочно! Полковнику Егорову!
Вдруг в эфире раздались сильные помехи, а ещё через несколько секунд радиосигнал вдруг резко усилился, а затем пропал и связь оборвалась окончательно.
— Вымпел три, Вымпел три… Прием!
В эфире только белый шум.
— Какого хрена? — он снова навел ствол пистолета на связиста. — Что ты сделал?
— Я ничего не делал! — для убедительности, он даже руки вверх поднял.
— Связь мне сделай, прямо сейчас! — рявкнул Кикоть, теряя контроль. Быстро шагнув к нему и целясь в голову, Виктор поймал себя на мысли, что из-за сложной обстановки ему все сложнее выбирать правильные решения. Еще бы, последние дни в его жизни, происходит полная зебра. Где черную полосу сменяет серая и обратно… А вот белых что-то даже не видно!
Американец решительно подскочил к радиостанции, что-то пощелкал, покрутил.
— Все, нет связи… — тяжко вздохнул он, с испугом посмотрев на Кикотя. — Внешнюю антенну отключили. Отсюда ничего не сделать!
— Сука! — выругался Виктор Викторович, осознав, что произошло. Те, кто был снаружи, видимо догадались, куда делся шурави. Услышали выстрел. Именно поэтому они и оборвали связь.
Вероятность того, что Вымпел правильно понял сообщение, воспринял его всерьёз, и доложит куда нужно, была весьма небольшой.
Несложно представить, что дежурный связист, на прошлом месте службы майора Кикоть, в таком требовательном ключе, не сразу поймет, что это за странный вызов такой и кто этот непонятный Бастион… Здесь достаточно сложная и запутанная история, в результате которой Виктор Викторович получил этот позывной, а также знает, кто такой Вымпел и чем он занимается. Обращаться туда, значит быть на волоске. Пятьдесят, на пятьдесят.
Второй вопрос к связисту — знает ли он, кто такой полковник Егоров, доложит ли ему, как положено или просто проигнорирует эту странную радиопередачу и продолжит заниматься своими делами? У него и без этого своих проблем хватало.
В дверь уже натурально ломились. Та гремела, но петли и засов пока держались.
Вдруг уже стало как-то подозрительно тихо… Виктор Викторович, будто что-то почувствовал, отскочил двери и как раз вовремя — стороны раздалась стрельба. Пули с жутким треском дырявили дверь, выбивая деревянные щепки и ошмётки. Запахло пыльной древесиной, пороховыми газами. Несколько секунд — сильный удар и входная дверь в грохотом распахнулась, ударившись о стену и отскочив от нее. Сломанный засов упал на пол. Внутрь ворвалось трое вооружённых, сильно заросших черной бородой душманов, за ними был ещё кто-то в типичной пятнистой военной форме НАТО-вского образца.
Чекист среагировал верно — он сразу же бросил пистолет на стол, медленно и аккуратно снял с плеча автомат и опустил его на пол. Сопротивления оказывать не стал, а то еще пристрелят.
— Ты! — второй американец посмотрел на майора безумными глазами. Говорил он на ломанном русском языке с сильным акцентом. — Ты со смертью играешь! Что ты сделал, а?
Но Кикоть лишь усмехнулся, однако отвечать не стал — просто замер со слегка поднятыми вверх руками.
— Сэм? Что здесь было? — теперь американец посмотрел на связиста.
Тот что-то ответил, но Виктор не уловил смысл.
— Ах ты, сукин сын! — в следующее мгновение, в лицо майора прилетел приклад автомата. Удар был достаточно сильный — потерявший сознание чекист, полетел в сторону. Обрушив висевшую на стене книжную полку, майор рухнул на пол, славно мешок с цементом…
Когда я вновь открыл глаза, то сначала ничего не понял.
Было темно, с большим трудом угадывались грубые очертания стен, мебели, потолка из кривых жердей. Судя по всему, сравнительно не большое. Я лежал на спине, на чем-то твердом… Было неудобно. Под головой лежала свернутая в рулон тряпка. Мысли были вязкие, думалось с трудом. Самочувствие дрянь.
Вокруг — ни души! Это и хорошо и плохо, смотря как посмотреть.
Всё тело жутко болело, голова гудела. Сильно хотелось пить — пересохший язык во рту, ворочался с трудом, едва ли не прилипал к зубам. В горле саднило.
Я попробовал пошевелиться, но острый приступ боли очень ясно дал мне понять, что сейчас этого делать не стоит. Рано.
Где я?
Прислушался — полная тишина, лишь где-то свистел ветер. Звон в ушах прошёл, но со слухом всё равно было не очень хорошо. Отчего-то пахло кипяченой водой.
Я даже не мог сказать, если у меня хоть одно место, где не чувствовалась боль. Это нормально — было, уже проходили.