Лекарство от ревности
В тот день Аникеев задержался на работе дольше обычного. Нужно было срочно сдавать проект, уже давно поджимали сроки, откладывать было некуда, заказчики, то и дело грозились предъявить рекламацию, но в тоже время и домой его, совсем не тянуло.
Возвращаться в пустую квартиру, не хотелось. И теперь командировка Ольги казалась ему каким-то мучительным, тяжелым испытанием, все дни без нее были наполнены томительной мукой ожидания скорой встречи и хоть созванивались и переписывались они каждый день, он все острее ощущал эту томительную так мучившую его боль разлуки, с трудом преодолевая неприязнь к одиночеству пустых холодных ночей.
Работа не шла, и он все же решил отправиться, домой, отложив все до завтра. Уже складывая, папки, аккуратно подшивая наброски промежуточных расчетов с грубыми чернильными правками, перебирая черновики с жирными круглыми отпечатками чашек кофе, выключая компьютер, был остановлен внезапным телефонным звонком внутренней связи, «Симонов, больше некому»,- вдруг подумал он и, узнав в трубке голос руководителя проекта, понял, что не ошибся.
Андрей Евгеньевич, вежливо извиняясь за звонок в нерабочее время, просил зайти его, если, разумеется, еще остались силы для небольшого разговора. Когда Аникеев зашел в длинный просторный кабинет, где огромных размеров стол с хаотично наваленными на него грудами папок, файлов, казалось, мешал аккуратно разместившимся у стен широким массивным шкафам, в одном из которых Симонов будто что-то искал, перекладывая архивные папки, сверял даты с описью сданных в архив дел, и сняв очки вежливо указал ими на кожаный диван напротив стола:
-Садитесь, За все время работы над проектом мы ни разу с вами спокойно и поговорить-то не могли, -сказал Симонов, виновато наморщившись, -а все в спорах да в не согласиях.
-Все так, Андрей Евгеньевич, но ведь, как известно в спорах рождается истина.
-Вы полагаете? - спросил Симонов,- аккуратно складывая папки на свободную полку.
-Да, именно так.
-Не хочу быть не искренним, но не соглашусь с вами, особенно с последним вашим решением.
Аникеев нахмурился.
-С чем именно?
-Я внимательно изучил ваши предложения и вынужден высказать свое мнение, вы милый мой ищете проблему совершенно там, где её нет, образно говоря, летите впереди паровоза.
-Думаете, спешу?- удивленно спросил Аникеев.
-Именно,- утверждающе сказал Симонов, откладывая в сторону очки,- вы создаете проблему на ровном месте, тут же предлагая её решение. Пусть своеобразное решение, где-то обоснованное, но проблемы ведь еще нет, а вы уже решение, здесь нужно по-другому, проверить, подождать, когда появится эта самая проблема, а потом уже думать над решением, спешка в этом деле может привести лишь к губительным последствиям, учтите это. Вообщем так, я возвращаю ваши расчеты, их нужно будет переделать, согласно моим правкам,- и с усталым отвращением, как будто невыносимо надоевшую ему ношу, Симонов взял папку и положил её на стол перед ним.
Аникеев, согласно кивнул:
-Ну, раз вы так считаете, - взял со стола папку, и грустно взглянул в настежь открытое окно. А там уже давно вступил в свои права дивный теплый весенний вечер с запахом сирени, с шумом трамваев на мостовой, весь пропитанный нежным и трепетным теплом, обещавший и на завтра светлый солнечный полный надежд день. И вдруг ему с какой-то трепетной грустью вспомнилось, что прошлой весной был такой же тихий весенний вечер, так изменивший всю его последующую жизнь.
Недавно открытый ресторан, в котором и собирались помпезно отметить юбилей начальника сектора Аристархова, оформляли знающие толк в современных подходах к оформлению интерьеров дизайнеры. Столики были разгорожены то кризетными витражами, то канатами, то матовыми плитами входившего в моду сатина и вместо общего застекленного зала получились уютные уголки, беседки, и длинный стол у стены, заказанный Аристарховым, тоже был отделен свисающими коваными цепями.
И случилось тогда ему оказаться за одним столиком с самой Олечкой Фроловой прелестной юной сметчицей, из расчетного отдела. И он, наверное, тогда впервые почувствовал, как лишь при одном взгляде на неё оборвалось сердце и подумал, что совсем зря не обращал своего внимания на эту прекрасную девушку раньше, лишая, прежде всего себя, её веселого общества. Почему не замечал эту нежную тонкость запястий, слегка пульсирующую венку на локтевом сгибе, нежную точку родинки на чуть розовеющей мочке ушка, как же раньше можно было не замечать этих волнующих своей изысканной простотой милых девичьих прелестей? И тогда мысль, что мог пройти мимо всего этого как мимо чего-то главного, значимого в жизни испугала его.