Я обнаружил себя на кровати, на которой лежал последние две недели. Разве что, почему-то, до гола раздетым.
«Ты тут?»
— А где ж мне еще-то быть?
«Я сейчас немного не понимаю произошедшее…»
— Другой дом.
Два слова, но которые моментально позволили мне все понять. Мне ничего не приснилось — ни поцелуй Мариши, ни эта колыбельная, ни погром в доме…
«Сильно злятся?»
— После рассвета придут — спросишь.
«Ну а так, по внешнему виду?»
— Сложно сказать. Глаза-то у тебя были закрыты.
Одежда оказалось в прикроватной тумбочке. Подноса на ней, к сожалению, не было — живот уже несколько раз успел выдать мне гимн умирающих китов.
И только тут я, наконец, понял, что снова могу дышать свободно — невидимое кольцо чувства вины, сдавившее мне грудь, спало. Открыв окно, я запустил прохладный, но такой вкусный предрассветный воздух.
— Простудишься.
«Да и черт с ним. Временная проблема»
— У тебя нет времени болеть.
«О, а вот и реклама ТераФлю подъехала»
В голове раздался смех — Оружие оценило шутку.
Рассвет продолжал красить небо в ярко-розовый цвет, слегка напоминая о крови эльфов. Вновь ветер донес до меня отголоски голоса, так похожего на голос Делины, поющий колыбельную. Сердце защемило тоской.
«Как думаешь, она в порядке? Этот упырь, все-таки, тоже там»
— Она в королевской свите. Поверь моему слову, сейчас ее уровень защиты сравним с противоядерным бункером из твоего мира — как бы Маркус не хотел ей навредить, он быстрее сам сдохнет, чем с ее головы хоть волос упадет. Если она, конечно, чудить не станет.
«Будем надеяться…»
Я залез в тумбочку, чтобы взять присланное ею письмо, забыв, что дом другой… но оно оказалось там. Чудом уцелевшее в учиненном мною погроме, оно по-прежнему хранило самое важное сокровище в моей жизни — изумрудный локон, слегка пахнущий ею самой.
— Эй! А как же я?
«Ревнуешь к волосам?»
— Нет, но… я же тоже сокровище! Да ты хоть знаешь, сколько всего людей получало Оружие?
«Знаю. Один. Я»
Об этом мне когда-то говорила Лесия перед Церемонией.
— Ну вот!
«Ну ладно, ладно. Ты тоже мое сокровище. Доволен?»
— То-то же, — довольно раздалось в голове.
Я стоял, опершись на подоконник, слушая доносящийся издали голос.
«Как думаешь, а она умеет петь?»
— Ну, в ее голосе наблюдается некоторая мелодичность. Может, до уровня менестреля… эстрадной певицы, если твоим языком, она и не дотягивает, но исполнить что-нибудь подобное она вполне сможет.
«Увижусь с ней — обязательно попрошу ее спеть. Эту самую колыбельную»
В глаза ударил первый за сегодня солнечный лучик.
— На рассвете?
Я кивнул, улыбнувшись.
«На рассвете»
Голос прогнавшей меня лучницы исчез — то ли пришло время обхода, то ли ей просто надоело. Я же продолжал стоять, сам не понимая зачем и чувствуя себя каким-то… свободным. Чувство вины за убийство никуда не делось, но оно больше не мешало мне жить дальше. Да, я убил этого эльфа, я не отрицаю своей вины. Но он первый напал на меня, напал с целью лишить меня жизни. Я имел право на эту самозащиту.
— Неужели… неужели я слышу от тебя, наконец, эти слова? Неужели ты, наконец, понял, что не виноват в том, что случилось и что по-другому было нельзя?
«По-другому было можно, но что случилось, то случилось. Напав на меня, он должен был осознавать, что, решив отнять у меня жизнь, он ставит на кон и свою. …Черт, во я загнул, а?»
И рассмеялся. Не все эльфы достойны того, чтобы их спасали, но один из тех, кто этого не стоит, теперь кормит собой прибрежных тварей в Уршале. Или просто гниет у воды, мне без разницы. Но есть и те, ради кого это все начиналось. Те, ради кого я должен продолжать бороться, чтобы у них было завтра. Не «счастливое завтра», а просто «завтра» — Разрушители хотят лишить этот мир даже будущего… Тьфу ты, опять в пафос скатился.
— Да знаешь, мне даже понравилось. Хорошая речь. Для самомотивации вполне пойдет.
«Ты меня только сам не мотивируй, ладно? Не получается у тебя»
— В смысле, «не мотивируй»? Тебе же скучно станет! На кого ты тогда ворчать будешь?
Мы снова рассмеялись — я открыто, Оружие внутри головы.
«Сколько там у нас времени осталось?»
— До нападения — примерно полтора месяца. А если до конца — то четыре с половиной.
«Не густо… но придумать что-нибудь можно»