Чем же отличались подлинные послания Павла и подлинное Евангелие от их новозаветных версий?
Во-первых, Послания Павла отличались своим количеством: в Новый Завет были, под видом других посланий Павла, включены также тексты, никогда не принадлежавшие ему (два “Послания к Тимофею”, в первом из которых упоминается… живший почти на столетие позже св. Павла Маркион - в форме отсылки к его “Антитезам”, а также “Послание к Евреям” и “К Титу”).
Во-вторых, как Евангелие, так и Послания были лишены каких-либо “позитивных” ссылок на ветхозаветный иудейский Закон и всякого рода сентенции в духе “не прейдет ни одна черта Закона” или “спасение от иудеев”, т.е. в них не было более поздних и невероятно назойливых попыток “скрещивания ежа с ужом” - иудейского племенного божества Яхве, отличавшегося, согласно буквально прочитанным ветхозаветным книгам (не забудем об огромном эзотерическом пласте в иудаизме, включающем, например, Каббалу и ее ранние прототипы), невероятной суровостью и никогда “на самом деле” не претендовавшего на то, что он есть Верховный Бог-Отец всего сущего во Вселенной, как материальной, так и не материальной, и вестника Благого Отца - Иисуса Назореянина, прозванного, по имени одного из небесных эонов, Хрестосом, или благим, и чья миссия и Благая Весть как раз и заключалась, главным образом, в том, чтобы, “отбросив” Яхве и его чрезмерно суровый Закон, открыть иудеям Подлинного Бога и Его весть о спасении падшего в мир человечества.
И здесь нам необходимо сказать о причине последующей фальсификации текстов, привезенных в Рим Маркионом. Дело в том, что римская община, существующая в центре крупнейшей мировой империи, раздираемой распрями и восстаниями, состояла (особенно после былых кровавых репрессий со стороны римского “императорского дома”, уничтожившего ее лучшую и честнейшую часть) отнюдь не из “блаженных, которые чисты сердцем”. Ее костяк был теперь озабочен тем, как интегрировать новую христианскую религию во власть, чтобы власть не только перестала бы ее жестоко преследовать, но и поделилась бы с ее “первосвященством” и его многочисленной челядью своими привилегиями и обширными полномочиями, как много ранее она делала это по отношению к первосвященникам Иудеи. А для такой интеграции проповедь “благодати в чистом виде”, которую несло с собой самое раннее христианство, вряд ли сгодилась бы: эту проповедь, по мысли римских “христианских” интриганов, необходимо было разбавить столь близкой императорскому дому религиозной и идеологической суровостью “экзотерического”, т.е. буквально прочитанного (что и делали почти все его адепты) корпуса иудейских Писаний и иудейского Закона.
Но почему именно иудейского, если мы говорим о достаточно далеко отстоящем от Палестины Риме и его властях? Не будем забывать о том, что христианство как таковое возникло именно как диссидентская секта Иудеи, противопоставлявшая себя именно “иудаизму иерусалимских первосвященников”, которая лишь позже, на стадии формирования “новозаветного канона”, превратилась из крупной секты диссидентов в зримый прообраз мировой религии, уже лишь немногим отличавшейся от тех, с кем она боролась, еще будучи сектой (а впоследствии, во II - III вв., группой сект). Таким образом, именно в Риме, в 40-е - 50-е гг. II века, но никак не раньше, и начала организационно и осознанно оформляться христианская кафолическая ортодоксия, противопоставившая себя былой, раннехристианской гетеродоксии, или христианскому полицентризму (возродившемуся в полный рост в своей, уже иной по сути, “новозаветной” версии лишь с появлением Лютера и христианского протестантизма в XVI-XVII вв. и далее, т.е. с разрушением многовековой католико-православной биполярности ортодоксально-христианского мира).
Постепенно, в течение всей второй половины II века, всего III-го и первой четверти IV веков эта ортодоксия начала захватывать общину за общиной в христианском мире (особенно в римских колониях), и, по всей видимости, одной из первых ее идейному и политическому влиянию покорилась община галлийского города Лион, в котором жил и служил местным епископом некто Ириней.
4. Т.н. “ересиологическая” литература: Ириней Лионский, Ипполит, Епифаний Кипрский, Евсевий. “Раннехристианские интеллектуалы” на службе у нарождающейся ортодоксии: Климент и Ориген.
Итак, Ириней Лионский хронологически был первым “ересиологом” из числа ортодоксов, чьи труды дошли до нас. Свои пять книг “Против ересей” он написал не позднее 188 г., т.е. спустя более чем сорок лет после “разоблачения” Маркиона; слишком долго ортодоксы копили силы для полномасштабного “ответного удара” здравомыслящим христианам; в 40-е гг. II в. они были еще “почти младенцами”… Не следует забывать, что при всей лживости и вздорности лично Иринея и ему подобных “ересиологов” (лживости, отмеченной даже склонной к теософскому мышлению Юлией Данзас, которая в целом была ортодоксальным человеком), обвинявших “гностиков” во всех мыслимых и немыслимых смертных грехах, вплоть до конца XIX века их “боговдохновенные труды” были единственным источником, по которому широкая читающая публика вообще могла узнать хоть что-то о т.н. “гностическом христианстве первых веков нашей эры” (по крайней мере, это касалось западной публики, и в особенности после обнаружения в 1851 году “Философумен” конца II-го - начала III-го века, написанных Ипполитом, которого Алистер Кроули, например, даже включил в чин почитания своей Гностической Мессы).