— Что это такое? Где оно находится? — спрашивали мы.
Кастанеда ответил, что, судя по масштабам того, что они видели, это могла бы быть планета.
— В зените, — добавил он, — было нечто напоминающее сильный ветер.
По краткости ответа мы поняли, что Кастанеда не хотел бы дальше развивать эту тему. Возможно, ему трудно было подобрать слова, чтобы описать то, что они видели. Но и без того было понятно, что эти видения, эти полеты в сновидении являются постоянной подготовкой ко вполне определенному путешествию — тому прохождению по левую сторону от Орла, тому завершающему очищение финальному прыжку, который зовется смертью, — путешествию, во время которого мы можем сказать «мы готовы», в котором с нами все то и только то, чем мы являемся.
— По мнению женщины-Толтека, — сказал Кастанеда, — эти видения — просто мои заблуждения. Она думает, что это мой бессознательный метод парализовать мои действия. Так сказать, метод сообщить, что я не хочу покидать мир. Женщина-Толтек считает, что своим отношением к ним я удерживаю Ла Горду от более продуктивных полетов.
Дон Хуан и дон Хенаро были великими сновидящими. В этом искусстве они достигли совершенства.
— Я удивлен, — воскликнул Кастанеда, поднося руку ко лбу, — что никто не замечает того факта, что дон Хуан — выдающийся сновидящий. То же самое можно сказать и о доне Хенаро. Дон Хенаро, например, может ввести свое тело сновидения в повседневную жизнь.
Большая степень контроля, которой обладали дон Хуан и дон Хенаро, видна из их умения быть «невидимыми». (Во всех своих книгах Кастанеда упоминал об этом умении. Во «Втором кольце силы» он описывает, как дон Хуан приказывал ему сосредоточиться на том, чтобы «не быть заметным». Нестор также говорит о том, что «дон Хуан и дон Хенаро научились быть незаметными, находясь в самой гуще событий».) Они — мастера искусства сталкинга. О доне Хенаро Ла Горда говорила, что «он находился в теле сновидения почти все время».
— Все, что они делали, — с энтузиазмом продолжил он, — достойно похвалы. Я восхищен степенью контроля, самообладанием и безмятежностью дона Хуана.
— О доне Хуане нельзя было сказать, что он стар. Он не похож на других людей. В этом кампусе, например, живет некий профессор, который в дни моей молодости был уже очень известен. В то время он был на вершине своей физической силы и способности к интеллектуальному творчеству. Сейчас он едва может говорить! Сейчас я могу видеть его таким, как он есть, — глубоким стариком. О доне Хуане, напротив, вы никогда не сможете сказать что-либо подобное. Его превосходство по сравнению со мной всегда было колоссальным.
В интервью Сэму Кину Кастанеда рассказывал о том, что однажды дон Хуан спросил его, равны ли они. Снисходительным тоном Кастанеда ответил, что равны, хотя на самом деле он не считал так. Дон Хуан выслушал его, но не согласился с такой точкой зрения.
— Я не думаю, что мы равны, — сказал он, — поскольку я охотник и воин, а ты больше похож на сводника. Я готов в любой момент отчитаться за свою жизнь. Твой мирок, полный печали и нерешительности, никогда не сравнится с моим[19].
Во всем, о чем поведал нам Кастанеда, можно найти параллели с другими мистическими направлениями и школами. В его собственных книгах есть цитаты из старинных и современных авторов и работ. Я напомнила ему ссылки, например, на «Египетскую книгу мертвых», «Трактат» Витгенштейна, испанских поэтов Сан Хуана де ла Круса и Хуана Рамона Хименеса и латиноамериканских писателей, например, Цезаря Валлехо из Перу.
— Да, — ответил он, — в моей машине всегда есть книги, много книг. Мне их присылают мои знакомые. Порою я читал некоторые главы этих книг дону Хуану. Он любит поэзию, но ему нравятся только первые четверостишия! По его мнению, все, что идет за ними, — идиотизм. Он говорит, что после первого стиха теряется сила, что идет простое повторение.
Один из нас спросил Кастанеду, занимался ли он йогой и читал ли описание различных слоев реальности в священных индийских книгах.
— Все это чудесно, — сказал он. — Более того, у меня были довольно тесные отношения с людьми, которые практиковали хатха-йогу.
— В 1976 году мой друг, профессор Клаудио Нараньо (Claudio Naranjo), познакомил меня с учителем йоги. Мы посетили его ашрам, который находился здесь, в Калифорнии. Профессор был переводчиком в нашей беседе. Я пытался найти параллели с моим собственным опытом внетелесных путешествий. Однако учитель не сказал ничего существенного. Да, было много зрелищ и церемоний, но он ничего не сказал. Под конец нашей беседы этот тип взял металлическую лейку и стал поливать меня жидкостью, цвет которой мне совсем не понравился. Перед уходом я спросил его, чем это он меня облил. Кто-то подошел к нам и объяснил, что я должен быть счастлив, поскольку этим учитель благословил меня. Я настаивал на том, что хочу знать, что было в лейке. В конце концов мне сказали, что все выделения учителя сохраняются: «Все, что исходит от него, священно». Можете себе вообразить, — закончил он полушутливо, — чем завершилась беседа с мастером йоги.