Уверенный, что такие соборы, как Тирский, не постановляют справедливых решений, Афанасий Великий принужден был еще до окончания процесса удалиться из Тира довольно {стр. 49} странным образом. Сирские источники, повествуя об этом путешествии Афанасия, обозначают способ этого путешествия одним техническим выражением, объяснить которое довольно трудно. Едва ли Афанасий не воспользовался для этого судном, служившим для перевозки леса, вроде нашей баржи или плота, ибо несомненно, что Тир вел лесную торговлю с Константинополем. Через 1 1/2 месяца после отправления из Тира Афанасий прибыл в Константинополь 30 октября, добился аудиенции (7 ноября) и выяснил императору все несправедливости отцов собора. Протест его казался делом очень естественным, потому что только император и заставил его быть на соборе. Результатом аудиенции было послание Константина, которым он вызывал отцов Тирского собора в полном составе ко двору, на очную ставку с Афанасием.
Между тем собор Тирский в отсутствие Афанасия, на основании мареотского следствия, присудил его к лишению сана и запретил ему жить в Александрии. Затем отцы собора, останавливавшиеся в Тире только — так сказать — на перепутье, отправились в Иерусалим. Константин созвал этот собор собственно на освящение великолепной голгофской базилики, или храма воскресения (совершено не 13, как обозначается в наших месяцесловах, а 14 сентября). Этим блестящим церковным торжеством Константин ознаменовал исполнившееся тридцатилетие своего царствования. Церковные церемонии вызывали воспоминание о прошедшем, о блестящем праздновании 20-летия императора, и о беспримерном еще в истории — святом и великом Никейском соборе. В базилике на Голгофе еще раз встретились между собою живые свидетели прошедших гонений — исповедники — и многие из членов Никейского собора, и еще раз император сделал попытку умиротворения христианской церкви. Но положение лиц за 10 лет переменилось. Изгнанники Никейского собора оказались теперь судьями, и этот собор осудил преемника Александра и возвратил в церковное общение Ария.
В самом деле, ересиарх довольно давно оставил место своего изгнания в Иллирии. С Евзоием вместе, он представил императору свое вероизложение: «Веруем во единаго Бога Отца вседержителя и в Господа Иисуса Христа, Сына Его, — из Него (έξ αυτού) прежде всех веков проис{стр. 50}шедшего (γεγενημένον) Бога Слова» и т. д. Этих бесцветных выражений для Константина было достаточно, чтобы снять с них церковное осуждение и удостоить Ария своей аудиенции. Иерусалимский собор довершил миролюбивую программу императора. На основании того, что сам боголюбезнейший император засвидетельствовал правоверие этих мужей, которых лишь зависть, враждебная всему., хорошему, держала вне пределов церкви, сам расспросил их о вере и приложил их письменное вероисповедание, отцы Иерусалимского собора приняли Ария и ариан в церковное общение и рекомендовали сделать тоже и александрийской церкви.
Когда занятия Иерусалимского собора были покончены, и многие отцы разъехались, оставшиеся получили от императора приказ — явиться ко двору и дать отчет в своих действиях по жалобе Афанасия. Опытные вожди арианствующих с несколькими епископами Египта явились в числе 6 в Константинополь, вероятно уже в начале 336 г., и весьма ловко отклонили от себя гнев негодовавшего императора. Вместо того, чтобы оправдывать Тирский собор, они представили встречное обвинение на Афанасия. Они обвиняли Афанасия пред императором в том, будто он угрожал остановить подвоз хлеба из Александрии в Константинополь. Обвинение было очень серьезное. В случае прекращения подвоза египетского хлеба в Константинополе пришлось бы умереть с голоду. Константин был очень раздражен этим обвинением, о чем Афанасий мог узнать от епископов.
Трудно допустить, чтобы Константин поверил этому обвинению. Но Константин был уже стар и слаб. Если, по отзыву историков, в первые годы царствования он был правитель optimus, то в средние — только хороший, а в последние — едва-едва посредственный. Он не был гением, который пролагает новые пути. Сила его — политическая опытность: он был обычным политиком. Если гражданский начальник провинции ведет дело так, что против него происходят восстания, то он редко остается на месте. Его считают неумелым администратором и подвергают административной ссылке. Так именно взглянул Константин на дело Афанасия и, не входя в его разбирательство, сослал Афанасия в Трир (Augusta Trevirorum) в Галлии, вероятно, 5 февраля 336 года, не назначив, впрочем, ему преемника по александрийской кафедре. Это одна важная победа ариан, хотя и не полная.