Как только мы поднимемся к органическим формам более высокого порядка — сразу натолкнемся на вопрос, о котором я вам только что сказал: почему нет переходных форм между различными видами? Их нет! Особенно, когда мы коснемся млекопитающих, то тут, вообще, кто от кого произошел? Если тут действительно был какой‑то процесс, то где эти формы? Их нет! Причем их нет не только сейчас — их не находят и в ископаемых останках. Нигде! И, конечно же, вопрос вопросов — о переходных формах между животным и человеком.
Теория эволюции, в данном случае, остается только гипотезой, поскольку нет фактов, подтверждающих ее основное положение: о постепенном развитии и переходе из одного вида в другой. Нет фактов. А что же это за теория? Это называется гадание на кофейной гуще, а не теория. Это второй, очень существенный, вопрос по отношению к теории эволюции, на который никто не может дать ответа.
Существует еще целый ряд соображений. Я бы хотел обратить ваше внимание на другой факт. Очень интересный, любопытный… Ряд отцов (святых отцов!) фактически утверждают идеи теории эволюции. Представляете?! Василий Великий, например, в своем «Шестодневе» с изумлением пишет, как из мокроты заводятся черви. Если оставить тряпочку сырую, то через некоторое время мы увидим, как там заводятся черви. По тем временам, конечно, это было чудо, и он был склонен думать, что черви возникают сами собой из этой вот мокроты. У Григория Нисского, его современника, тоже встречаются мысли подобного же рода. У Григория Нисского, у Блаженного Августина встречаются подобного рода мысли. Серафим Саровский, например (помните, пишет Мотовилов), сказал: «До того времени, пока Господь не вдунул душу живую, Адам был подобен всем скотам полевым».
Какой мы можем из этого сделать вывод? Я, по крайней мере, делаю вывод такой, что для богословия (для нашей христианской веры) не имеет никакого значения, как произошел человек по воле Божией. Для нас очень важной является истина: человек, так же как и весь мир, произошел творческим актом Божиим, а как возникли эти виды, в том числе и человек — постепенно, или каждый в отдельности, или все вместе сразу — не имеет никакого значения, но имеет огромное — прин–ципиальное — значение то, что материя не сама по себе развивалась, а Бог является источником всего существующего. Но точка зрения, которая рассматривает человека, как «гомо сапиенс», обычно стоит на чисто материалистической позиции и рассматривает человека, как обезъяну с компьютером в голове. Это одна из точек зрения. Я остановился на ней подробно потому, что она находит себе достаточно много убежденных сторонников.
Я вам скажу, Платон дал интересную интерпретацию. Он высказал гениальнейшую мысль, которую стоит всем запомнить. Он сказал следующее, что обезъяны это выродившиеся люди. Вот кто антиэволюционист, или, лучше сказать, инволюционист. В отличие от эволюции он проповедовал инволюцию и, я думаю, она более разумна, чем мысль Дарвина.
Назову вам еще и другие понимания человека. Доходят до того, что (мне называли одного знаменитого английского физика — забыл его имя), утверждают, что человек — компьютер и больше ничего. С этим физиком пытались вести дискуссию, говорят, это совершенно бесполезно. Он убежден, что в человеке ничего больше нет — он компьютер, то есть, машина. А я вам скажу, что (хотя это звучит сейчас как некая странность), по существу, наша цивилизация движется именно в этом направлении — идет все большая машинизация человека. Человек все больше превращается в винтик и рассматривается его ценность исключительно по тому, что он может сделать. Человек, как ценность самосущая, уже теряется. Человек рассматривается как машина и больше ничего. Это новая, конечно, точка зрения, но она имеет место и, боюсь, что она будет приобретать себе все больше и больше сторонников.
Еще одно понимание человека — математическое. Ну, математики понимают его так, как им только и можно понимать: человек это удивительная и сложнейшая формула. Ну что ж… Каждый по своему с ума сходит; можно и так, наверное, посмотреть. Правда, тут только одно «но» — можно было бы рассматривать человека, как формулу, при одном только условии: если было бы доказано, что жизнь, все‑таки, является ничем иным как, пусть сложнейшим, но сочетанием исключительно физических элементов. Тогда — да. Тогда это формула. Но, как только мы допустим, что жизнь это не простое сочетание физических элементов, а категория, выходящая из границ чисто физического мира, явление духовного порядка, то математический подход сразу же теряет свою значимость.