Только сейчас до Лелёка дошло, что всё дружелюбие Сигруса – это маска. Он даже не особо пытался скрыть своего истинного отношения. Только не зная его, можно было принять за искреннее его поведение. На деле и улыбка эта его была хорошо выверенной, и поведение, и каждый жест, и каждое слово. Он изображал радушие, а по сути прикидывался, наблюдая за гостьей, оценивая её.
Лелёке даже в голову не могло прийти, что мужчина может так холодно улыбаться.
«Если бы змеи умели улыбаться, они бы также улыбались перед броском», – неожиданно подумала она.
– Вы дали объявление, – произнесла гостья, ещё не отдавая себе отчёта в том, что играет с огнём.
– Ну-у-у-у, – промурлыкал мужчина нарочито мягко, – это всего лишь объявление. Значит дадим опровержение.
– Мне даровали титул, дали орден, земли, – стала перечислять гостья, продолжая тупо гнуть свою линию, хотя похоже уже сама стала понимать, что проигрывает эту битву.
– Да-а-а-а, на ваше имя, но давалось-то всё это не имени, а человеку, за его заслуги.
– Что королева отменит свой указ?! – взвилась Лилейка.
Похоже здравый смысл не был её сильной чертой. Должно быть, она привыкла действовать по своей сиюминутной прихоти, не особо думая, к чему приведут её слова и действия.
Лелёка как зачарованная наблюдала, как эти двое разыграют свои роли. Барышня явно терпела поражение. То, что Сигрус переиграет её не вызывало сомнений.
– Не знаю были ли преценденты, – скорчив гримасу, ответил мужчина, – но на этот раз видимо придётся отменить указ, или ещё что придумают. У королевы много советников.
Последняя фраза прозвучала с явно слышимой угрозой. Правда услышала её только Лелёка, Лилейка Сидла же похоже не уловила этих интонаций в голосе мужчины.
– Ну согласитесь, милая девушка, вы же не сделали ничего того, за что был присуждён орден, дарован титул и земли. Это ведь не вы своим телом закрыли королеву. Не вы выявили предателя в гвардии, рискуя своей жизнью, – пояснял он ей ласково, как малому ребёнку.
Однако это была далеко не ласковая ласковость. В его интонациях уже явно улавливалось: «Одумайся или пожалеешь».
– Ещё не хватало знатной леди всем этим заниматься, – скривилась Лилейка.
– Ну значит и претендовать на титул и земли знатной леди не стоит, – внезапно став мрачным, тихо, но грозно сказал Сигрус и встал.
Лилейка невольно вскочила вслед за ним, уж очень резкой была перемена от радушия к этой суровости, да и выглядел начальник гвардии сейчас пугающе.
Лелёка невольно подумала, что тот сейчас схватит незваную гостью, как котёнка, за шкирку и выкинет за дома.
Но Сигрус был не разъярённым, а скорее вселяющим ужас, холодный и расчётливый, как та самая змея перед нападением.
– Сударыня, а почему мы должны верить вам, что вы действительно Лилейка Сидла? Может это вы самозванка?
– Я?! Я… Я настоящая Лилейка Сидла, – закричала девушка, на этот раз с отчаянием.
– Хорошо. Идёте в любое отделение стражи, заявляете, что вы Лилейка Сидла, требуете идентифицировать вашу личность, получаете документы, после чего графиня Сосноус пойдёт с вами в банк и отдаст вам ваши деньги, если они действительно ваши. А пока, покиньте наш дом.
Гостья помедлила. Сигрус сделал едва заметный нетерпеливый жест, который явно говорил о том, что он намерен помочь барышне принять решение. Той ничего не оставалось, как направиться к выходу.
Внезапно она остановилась, повернулась к хозяевам и заявила:
– Мне негде жить.
– Нас это не касается, – вернул ей Сигрус фразу, которую она несколько раз повторяла за время разговора.
– У меня нет денег, все мои деньги у неё, – попробовала возмутиться Лилейка, указывая пальцем на Лелёку.
– Сигрус, – заговорила, наконец, хозяйка дома, – давай дадим ей денег на палаты.
– Может она отправится туда, где жила всё это время?
– Я не могу туда отправиться, – огрызнулась гостья.
– Пойдёмте, я организую вам жильё, – презрительно сказал Сигрус, беря гостью под локоть и выпроваживая из дома.
Вернулся он только под вечер.
Все время до его возвращения Лелёка просидела в том же кресле, где её оставил молодой человек.
В голове хаотично крутились мысли, одна сменяя другую. Ни одну из них она не могла обдумать как следует. Она понимала, что теперь придётся отменить свадьбу. Надо отозвать приглашения. Тут же эти мысли сменяли другие, что теперь она не существует в этом мире, у неё нет имени. Это казалось ей каким-то ужасным фактом, который невозможно исправить. Её поочерёдно атаковали то растерянность, то ужас, то волной накатывала паника и беспомощность. Казалось выхода из сложившейся ситуации нет. Хуже всего было то, что она-то знала, что она чужая в этом мире. Но признаться было нельзя – она тут же оказалась бы в сумасшедшем доме, как это произошло с Андреусом Петровлой. Ей вовсе не улыбалась перспектива провести остаток жизни в дурдоме.