В Ниделии вместо Нового года отмечали день зимнего солнцестояния. Именно этот день, когда была самая длинная ночь, был последним днём в году. Считалось, что со следующего дня начинается новая жизнь – день начинает расти, а вмести с ним и преображается природа. Хотя на самом деле, ещё почти два месяца на Ащелуге лежал снег и было довольно холодно, особенно по ночам. Но правда появлялось значительно больше солнечных дней.
В посёлке по случаю окончания одного года и начала нового был праздник – два дня: последний день одного года и первый день нового были гуляния.
Не сговариваясь, Имилка и Илану позвали Лелёку на праздник. Во время которого она познакомилась и с другими жителями посёлка поближе.
После этого два раза в месяц по субботам Лелёка собирала у себя в поместье друзей. Как правило это были директриса и доктор, приезжала из Ленгарана Алланка Поваола. Иногда приходили старшие дети Молсанов:
Эти вечера уже стали традицией. Молодые люди, а все оказались приблизительно одного возраста, обсуждали городские новости и новости страны, играли в настольные игры, обсуждали спектакли любительской труппы, иногда просили Эленку прочитать какую-нибудь новую историю, из тех, что она писала. На одном из таких вечеров доктор высказал идею, почему бы не предложить одну из пьес любительскому театру.
Чем дольше Лелёка жила на Ащелуге, тем больше понимала, что хочет здесь остаться навсегда. Климат может был лучше в столице, но люди – точно здесь. Она всё чаще задумывалась о том, как уговорить Сигруса остаться жить здесь. Потом правда понимала, что служба для него очень важна. Тогда её охватывали сомнения – в праве ли она требовать от него уйти из гвардии. В конце концов она решила, что вернётся в столицу до тех пор пока любимый служит королеве. Как только он оставит службу – она уговорит его поселиться в поместье.
Служба
Служба, что сосватал Лелёке Советник, была не обременительной. Девушка разъезжала на своём уборочном агрегате по Лаборатории. Ум у неё был свободен, она могла обдумывать новые книги для детей или пьесы. За все полгода, что она провела здесь – ничего интересного не произошло.
Первые недели девушка очень внимательно приглядывалась к сотрудникам Лаборатории. В какой-то момент она поймала себя на том, что шпиона видит в каждом, буквально всех собирается разоблачать.
Поняв, что скорее всего так она реального шпиона не найдёт, стала сдерживать себя. Потом вспомнила, что предатели в гвардии не были похожи на врагов, более того, на них в жизни бы не подумал. Поэтому она решила если не сдружиться со всеми сотрудниками Лаборатории, то хотя бы наладить общение.
Ещё через два месяца она знала всех сотрудников Лаборатории. С каждым перебросилась хотя бы парой фраз. Почти все была барлами. Было и несколько чорлов на должностях лаборантов. Лишь один человек из всех не воспринимал её никак, ни разу не заговорил с ней, не отвечал на её приветствия. Правда она заметила, что он и других людей не жалует. А уж как он разговаривал с чорлом – лаборантом своего отдела. А отдел был очень интересным. Это было единственное место, где Лелёка ничего не понимала. Что это было?
Помещение отведённое под этот отдел Лаборатории было огромным. Оно изначально было большим, таким его и оставили. Состояло оно из центрального зала, огороженного прозрачными панелям, которые отделяли центр от остальной части.
Сейчас несколько панелей сняли, чтобы беспрепятственно перемещаться между частями комнаты. Да и уборщики смогли бы проехать в центр для уборки.
Та часть, что находилась за панелями была полна всякой аппаратуры. Можно было догадаться, что в одной части была управляющая установка. Она на четверть занимала опоясывающую часть. В остальных были шкафы вдоль стен, сейчас пустующие, так как их содержимое растащили по другим отделам Лаборатории для исследования.
Центральная же часть была пустой. Вдоль панелей располагались двенадцать столбов непонятного назначения. Они были «Г»-образной формы. На верхней перекладине было какое-то устройство. Если бы это был фонарь, а устройство испускало свет, то скорее всего все лучи сходились бы в центре помещения.
Почему-то Лелёку очень волновал этот отдел Лаборатории. Он был самый засекреченный. В него не допускали никого, кроме персонала, работающего в нём. Из посторонних лишь уборщики могли попасть внутрь, правда только тогда, когда персонал уходил и обесточивал всё. Оставались гореть лишь дежурные лампы, дающие неприятный синеватый свет, которого было недостаточно.