«Русской жизни» в этом смысле проще — не уверен, что здесь есть повод для гордости, но ни в каких кампаниях мы не участвовали и поэтому ни на что не претендуем, просто поздравляем Светлану Бахмину и всех, для кого это важно. Одним символом несправедливости стало меньше, не радовать это не может.
Сочи
Предвыборная кампания в Сочи закончилась избранием Анатолия Пахомова. Но говорить о том, что сочинцы избрали Пахомова или что Пахомов победил, — было бы нечестно. Победила действующая власть, и неважно, как звучит ее имя-отчество на конкретном участке фронта. Будь сочинские выборы рутинным эпизодом из жизни власти, они не заслуживали бы и ломаной строчки, но так уж получилось, что эта избирательная кампания стала первой за долгое время, в которой полноценное участие приняла оппозиция. Борис Немцов шел на эти выборы даже не как «умеренный либеральный политик», а как сопредседатель движения «Солидарность», проходящего по официальной политической классификации чуть ли не как экстремистское. Тот факт, что Немцова не сняли с дистанции еще на стадии регистрации кандидатов, мог свидетельствовать как об ослаблении непомерно закрученных гаек, так и о стремлении власти к декоративному обновлению политической системы. Ситуация, при которой даже слова, произносимые разными политиками, придумываются в одном месте, и в лучшие годы выглядела сомнительно, а теперь и вовсе стала невыносимой.
Итак, Борис Немцов вернулся в актуальную политику, и Кремль не стал ему в этом мешать. То есть стал, конечно (кандидаты-клоуны, десантированные в Сочи в начале кампании, молодежные активисты, разоблачающие «кучерявого недомэрка», мелкие провокации и прочее), но вполсилы — достаточно, чтобы позволить Немцову всерьез бороться за должность мэра. Он и боролся. Официальные данные — за Пахомова почти 77 процентов, за Немцова — 13 с небольшим, третьим идет коммунист Дзагания, у которого что-то около 7 процентов. Понятно, что эти цифры надо воспринимать с учетом очевидных нарушений и прочего административного ресурса, но даже если допустить, что сколько-то голосов у Немцова отняли, приписав их Пахомову, трудно представить, что Немцов мог бы победить на этих выборах. Трудно представить, что мог, — и трудно представить, что хотел. Наверное, это прозвучит обидно для тех, кто всерьез надеется на смену власти в России (да хотя бы в Сочи!) и на какие-то положительные перемены, которые со сменой власти могут быть связаны, но приходится признать, — если и борется за что-то российская оппозиция, то только за право быть легальной оппозицией. Состоять в политическом истеблишменте и не получать за это омоновских дубинок. Либерализация, о которой в последние месяцы принято мечтать, невозможна не в последнюю очередь потому, что нет среди российских политиков тех, кто всерьез намеревается бороться за власть, а не имитировать борьбу (а само участие в пахомовских выборах с запрограммированным исходом — это именно имитация борьбы).
В этом номере «Русской жизни» опубликовано интервью первого президента Азербайджана Аяза Муталибова. Помимо прочего, он вспоминает о том, как создавался Народный фронт Азербайджана, — существовала установка из Москвы на то, что в каждой республике должно быть создано оппозиционное компартии движение, но в Азербайджане не было даже бывших диссидентов, способных его возглавить. И компартии пришлось самой форсировать создание Народного фронта. Боюсь, если Кремль всерьез настроен на либерализацию, ему придется самому делегировать в ту же «Солидарность» десяток-другой активных единороссов — сами оппозиционеры, кажется, ни на что не годны.
Маннергейм
Президент Дмитрий Медведев во время визита в Финляндию возложил венок к могиле Карла Густава Маннергейма. На этом протокольном эпизоде не стоило бы и останавливаться, если бы не личность шестого президента Финляндии, память которого впервые в истории двусторонних отношений решил почтить глава Российского государства.
Когда-то Маннергейм служил в русской армии, имел генеральский чин и назывался Густавом Карловичем. Но в историю русско-финских отношений он вошел благодаря двум войнам (наша историография признает одну, «зимнюю» 1939-1940 годов, а вторую называет Великой Отечественной, но для финнов она — «война-продолжение»). Во время первой войны Маннергейм возглавлял Комитет обороны Финляндии; сейчас и в России принято считать ту войну несправедливой со стороны СССР, но того, что солдаты Маннергейма убивали наших солдат, это не отменяет. Во время второй войны, когда Финляндия воевала на стороне гитлеровской Германии и, среди прочего, участвовала в блокаде Ленинграда, Густав Маннергейм был верховным главнокомандующим. Преемственность по отношению к Советскому Союзу, победившему 9 мая 1945 года, для современной России — государственная политика и идеология, и, с этой точки зрения, президент России, поклоняющийся могиле гитлеровского союзника — выглядит достаточно странно.