В ту ночь, когда я сказал об этом Монике, она дала мне пощечину. Кожу обожгло, щека мгновенно покраснела. Это стало напоминанием о том, что я все еще жив, все еще способен чувствовать, хотя на месте моего сердца давно была сухая льдина – замерзшая и враждебная к любому, кто пытался удержать меня рядом.
Моника сказала, что не станет трахаться со мной, пока я не накурюсь.
Следовательно, эти катастрофические отношения официально закончились – по крайней мере, для меня.
Она этого не поняла. Я пытался избавиться от нее уже какое-то время. Но, как преданный пес, она снова и снова появлялась в моей жизни – в самые тяжелые времена.
– Ты уже под кайфом? У тебя обострение? Хочешь кончить мне на сиськи?
В тот момент Моника была последней, с кем я хотел иметь дело, но я знал, что, если не сяду рядом, она станет вопить еще громче.
Я поставил поднос на стол и приветственно кивнул.
– Какого черта? Где мое молоко? – спросила она.
– Я тебя не услышал, – сухо ответил я.
Она потянулась и взяла молоко с моего подноса, совершенно не думая о том, что я тоже хочу пить.
Ей повезло, что у меня не было сил с ней спорить. Я не спал всю ночь и приберег свой гнев для тех вещей и людей, которые действительно имели для меня значение. Этот список был коротким, и ее имя в нем не значилось.
– Я тут подумала – тебе стоит устроить вечеринку у себя дома в эти выходные, – сказала она, отхлебывая мое молоко.
К счастью, оно не было обезжиренным, так что хоть в чем-то Моника не добилась своего.
– Ты только об этом и думаешь, – ответил я, принявшись за свой обед.
Это была первая учебная неделя после зимних каникул, и я почти с удовольствием отметил, что еда в столовой осталась все такой же дерьмовой. Если в моей жизни и было что-то, что мне действительно нравилось, так это постоянство.
– Говори что хочешь, но на этих выходных ты обязан напиться – это ведь день рождения Ланса. Мы все должны почтить его память.
Я почувствовал, как от ее слов во мне начало разгораться злобное пламя. Она произнесла имя Ланса так, словно ей было не все равно, но единственной причиной было ее желание залезть мне в душу. Уколоть меня. Сделать из меня монстра, которого ей не хватало. Ей казалось, что она может использовать меня в качестве пластыря для своих шрамов, но только в те моменты, когда мои собственные раны свежи и открыты.
Со смерти Ланса прошло чуть меньше года.
Тем не менее мне казалось, что это было вчера.
Я стиснул зубы.
– Не дави на меня, Моника.
– Это почему? Давить на твои рычаги – мое любимое занятие.
– А куда подевались все твои старые папики? Может, лучше займешься ими?
Я тяжело выдохнул, в то время как Моника одарила меня злобной улыбкой. Ей нравилось, когда я упоминал о ее связях со взрослыми мужчинами. Таким образом она пыталась преподать мне урок. Наказать за то, что я ее не хотел. Она спала с каким-нибудь парнем постарше и рассказывала об этом мне.
К сожалению, ее план был идиотским – мне было все равно.
Не считая того, что иногда я жалел Монику из-за отсутствия у нее чувства собственного достоинства.
Моника – классический пример богатой девочки, у которой возникли проблемы в отношениях с отцом. Тот факт, что ее отец полный козел, никак не улучшал ее положение. Когда Моника рассказала ему о том, что один из его деловых партнеров домогался ее во время вечеринки, отец назвал ее лгуньей. Я знал, что она говорила правду – в тот вечер я видел, как она рыдала, закрывшись в своей спальне. Человек не может так плакать, когда ничего не случилось. Оказалось, что это был не первый случай домогательств со стороны партнеров ее отца, но всякий раз, когда она обращалась к нему по этому поводу, он называл ее истеричкой, ищущей внимания.
Поэтому она и стала такой.
Она требовала внимания от мужчин, которые, как утверждал ее папа, никогда ей не интересовались. У нее были ужасные отношения с отцом, поэтому она спала с мужчинами его возраста. Она даже называла их папочками в постели, что совершенно точно нельзя считать нормой.
Однажды она назвала папочкой и меня – я тут же перестал ее трахать. Я не хотел кормить ее демонов, я хотел забыть о своих собственных хотя бы на некоторое время.
Честно говоря, я был рад, что между нами больше ничего нет.
Моника прижала язык к щеке и приподняла бровь.
– Что? Ты ревнуешь?
Она отчаянно этого хотела.
Я не ревновал.
– Моника, ты же знаешь, что мы не вместе, да? Ты можешь делать все что хочешь и с кем хочешь. Мы не пара.
Я хорошо умел объяснять девушкам, что между нами происходит, или, точнее, чего между нами не происходит. Я не вводил их в заблуждение мыслью о том, что у нас получится что-то серьезное, – я сам никогда этого не хотел. В моей голове было слишком много свободного пространства, и я знал, что не способен на настоящие отношения. У меня не было сил быть чьей-то второй половиной – я мог быть только приятелем для секса.